Похищение Европы
Шрифт:
Я лежу животом на подоконнике, как это обычно делает Влад, только задом наперёд, высунув голову на улицу. Кстати вот ещё поговорка: «Дурной пример заразителен». Хотя, что в этом дурного? Лежу себе и лежу. Ноги согнуты в коленях, босые пятки закинуты к задним карманам джинсов, смартфон прижат к уху.
– Вовремя я кушаю, – оправдываюсь перед матерью. – Самочувствие нормальное… И настроение!
Мать может себе позволить звонить несколько раз в неделю и говорить по пустякам долго и нудно, – у них там зарплата у сиделок не чета нашим учительским зарплатам.
Нормальный голос. Мне что, на всю Ивановскую от души крикнуть: «Эге-гей, блин!» чтобы доказать, что у меня всё хорошо? А говорю я тихо, чтобы не привлекать внимание Монтаны.
Минут пять назад девчонка подкатила к дому на серебристом «гольфе», и чтобы не загораживать подъезд к воротам, неумело пыталась въехать на тротуар. Прежде чем преодолеть препятствие, автомобиль несколько раз ткнулся колёсами в бордюр, издавая передком характерный посторонний стук.
Припарковав авто неподалёку от моего окна и открыв дверку, девчонка некоторое время возилась, склонившись куда-то к педалям и рулём сбивая с головы поднятые на волосы солнцезащитные очки. Потом бочком выставила на тротуар ноги, стараясь держать голые коленки вместе, и сразу стало понятно, почему она возилась – обувала босоножки на каблуках.
Моя бывшая девушка, с которой мы недавно разбежались без особого сожаления, обожает ездить без обуви: «Когда чувствуешь босой ногой педаль, эт-та что-та! Сексуальная связь с машиной. Чесс слово!»
Но у Монтаны другая причина езды босиком – каблуки. Вот тогда я и вспомнил о том, что все стервы одним миром мазаны. Лишить их каблуков, всё равно, что у номофоба мобильник отнять.
– Я поняла. – Девчонка стоит у раскрытой автомобильной двери, разговаривая по телефону, вернее слушая и отделываясь коротким поддакиванием: – Хорошо, мама… Ладно…
Она, наверное, отвечает на такие же надоедливые вопросы, на которые отвечаю я, с той лишь разницей, что я делаю это на русском языке, а она на румынском.
– Денег хватает, – ещё сильнее понижаю я голос, хотя Монтана занята своим разговором и ей не до меня. – А что личная жизнь? Бабушкой тебя в обозримом будущем не сделаю, не переживай.
–Ма-ма! – капризно топает каблучком девчонка. – Да поняла я!
Вздыхая, смотрит в небо, бочком подносит ко рту палец.
У той, у которой «сексуальная связь с машиной» тоже такое бывало: машинально тянет палец ко рту, правда ногти не грызёт – вовремя спохватывается, хмурится от того, что детские привычки имеют свойство ни с того ни с сего просыпаться в самый неподходящий момент.
Заметив, что я за ней наблюдаю, Монтана отдёргивает палец ото рта, опускает со лба на нос очки «кошачьи глазки», поворачивается ко мне спиной. Лёгкое как ветер платье льнёт к ногам, на секунду обрисовывает плавными линиями стройную фигуру, и тут же скрадывает формы, повисает в ожидании следующего дуновения ветра.
– Денис, ау! – голос матери возвращает меня к действительности. – Слышишь меня?
– Слышу. Чё ты переживаешь, сказал же – вовремя кушаю… Хорошо, не «чё», а «что», я помню. Кстати, объясни мне: «одним миром мазаны» – это как? Тем миром, который после войны, или тем который нас окружает? Это аллегория какая-то?
Ответ обескураживает меня.
– Прикольно! – говорю упавшим голосом. – Никогда бы не додумался…
Получается, не такой уж я умный, каким кажусь себе, а в данной мне стариками кличке «философ» больше иронии, чем серьёзных на то оснований. Надо порыться в книжном шкафу, там были сборники поговорок и крылатых выражений, какая-нибудь «Чаша мудрости» или «Крылатые слова». Как говорит Командор, когда не может въехать в простые компьютерные понятия: «Пора подтянуть знания, япона мать!»
По рассказам деда Тудора, в старые времена в протекающей неподалёку от нашего городка речушке водилось столько рыбы, что мальчишки ситом черпали её вместе с водой. Я это к тому, что в интернете крылатых выражений тоже хоть ситом черпай, только доверие к ним подорвано.
Копипаст – тот же испорченный телефон. Добавьте к этому элементарное желание безопасно похулиганить, или стремление прыщавого юнца обновить мысли «старых пердунов» и станет понятно моё сомнение.
То ли дело сборники, изданные на бумаге. К их созданию привлекались лучшие из лучших. Поэтому, когда в моей руке тяжесть книги, я чувствую защищённость и от ехидного тролля, и от готового лопнуть от злости завистника.
Монтана заканчивает разговор, кидает смартфон в лежащую на водительском сидении сумочку, а я всё ещё оправдываюсь:
– Какая разница – здорово или прикольно, я же не на заседании академии выступаю.
Мать столько лет боролась за чистоту русского языка, что ей трудно остановиться. А в Италии с кем бороться? Разве что с самой собой за чистоту итальянского.
– Я помню – привычка вторая натура. Буду отвыкать. Ладно, мам, давай вечером по скайпу поговорим… Ага… И я тебя целую.
Девчонка за ремешок тянет вслед за собой с сидения сумочку и объёмистый пакет с логотипом сети кишинёвских супермаркетов, с силой захлопывает дверку.
– Если так хлопать, дверь долго не выдержит, – говорю, небрежно постукивая одна об другую закинутыми к ягодицам босыми пятками.
– Твоя машина? – Вскидывает она на меня такой короткий взгляд, что я едва успеваю разглядеть в стёклах её очков чёрные квадраты своего окна.
– Была бы моя, я сайлентблоки поменял бы.
– Что?
Пытаясь понять мои слова, она смотрит в этот раз чуть дольше, и я успеваю различить в очках не только искажённую тёмными стёклами геометрию окна, но даже два крохотных силуэта своей головы, над которой ушами торчат вверх и чуть в стороны ступни ног. Зайчик из плейбоя, блин.
– Передний мост пора в порядок привести.
– Без тебя разберусь. – Девчонка щипает указательным и большим пальцами брелок сигнализации, заставляя «гольф» коротко пискнуть и моргнуть фарами.
– Что у вас ремонт так долго?