Похищение Европы

Гольман Иосиф Абрамович

* * *

И – Вилька сник! Сначала даже расстроился: что за черт, считаешь себя почти буржуем, все устраиваешь, всем помогаешь, а потом госпитальный страдалец Блоха открывает свой рот, и оказывается, что ты, в исторической перспективе, – никто. А с другой стороны, на душе полегчало. Получалось как в детстве. Командует, конечно, Блоха, но, во-первых, он не обманет и не подставит, а во-вторых, у него всегда все получается.

– Тоже мне, Илья Муромец, – для порядка поворчал Равиль. – Но ведь не

хватит денег-то! Даже если бы я все отдал! А все не отдам – вы же знаете, сколько у меня родичей!

– Никто у тебя все и не забирает, – успокоил его Болховитинов. – Деньги нужны только на открытие брокерской конторы и офис. Дальше пойдет цепная реакция.

– А банк? – спросил Агуреев. Капитана почему-то ужасно радовало это слово. Надо же – банкир-артиллерист! Или лучше – артиллерист-банкир? – Ты чего, Блоха, раздумал насчет банка?

– Нет, конечно, – ответил тот. – Это уже мои дела.

Он объяснил друзьям, что имеет на примете несколько кредитно-финансовых учреждений, по разным причинам существующих практически только на бумаге. Он проверит их – каналы имеются – и постарается договориться о покупке контрольного пакета акций. Конечно, устойчивый прибыльный банк им не купить. Но если анализ покажет, что финансовое обременение устранимо, то почему бы и нет?

А связи у Блохи, как выяснилось, были что надо: в ЦИТО раненые бойцы попадали редко. Гораздо чаще – покалеченные или подстреленные «новые русские». А палатные вечера у скованных гипсом людей долгие…

* * *

Ознаменовать открытие нового предприятия друзья решили прогулкой на пароходике. Блоха к пристани тащился медленно, но помогать себе не позволял. Доехали до бухты Радости, разлеглись на уже пожухлой травке, открыли «белоголовую».

– За успех нашего безнадежного предприятия! – предложил Блоха.

– Вот именно – безнадежного, – проворчал Равилька, но бумажный стаканчик поднял. Огурцу стаканчиков не хватило, и он отхлебнул изрядный глоток прямо из горлышка.

Водка приятно легла на ранее принятое, и капитана слегка развезло. Он лег на спину, закрыл лицо фуражкой, чтоб солнышко не слепило, и с чувством произнес:

– Эх, хорошо быть миллионером!

Все дружно заржали.

– Стоп, парни! – вдруг серьезно сказал Блоха. – Еще несколько протокольных вопросов.

– Ты чего это по-ментовски залепил? – не понял сначала Агуреев.

– Сейчас поймешь, – не стал вдаваться в детали Болховитинов. – Давайте договоримся: если с кем-то из нас что-то происходит, акции на сторону не улетают. Делятся только среди оставшихся. Родственникам – компенсация. Причем такая, чтоб не стыдно было потом приходить к другу на могилу.

– Ну, ты все испортил!.. – аж застонал разомлевший капитан. – Какая, на хрен, могила? Тебя ж вылечили!

– Это важный вопрос, и я хочу, чтобы он был решен, – жестко сказал Блоха. – Пока мы живы, наше предприятие должно оставаться только нашим.

– О’кей, – по-американски согласился капитан. Вопрос о смерти после возвращения из Афгана отодвинулся в такой далекий отдел сознания, что почти вовсе не занимал его.

– Хорошо, – согласился и Равиль. – Если что-то случится, то родичей не оставим. Но лучше, чтоб не случалось, – добавил он и суеверно сплюнул через левое плечо.

– Дальше. Распределение обязанностей, – и в самом деле как на собрании завел Блоха. – Мои: идеи, юристы, клиенты, милиция.

– У меня в ОБХСС тоже связи, – похвастал Равиль.

– Объединим, – принял Болховитинов и продолжил: – Равилька, ты займешься финансами. «Плешку» кончил, деньги считать умеешь.

– Хорошо, – кивнул Равиль.

– И твои, Огурец. Физическая защита, – загибал пальцы Блоха, – транспорт, хозяйство, кадры, общее администрирование.

– Ага, – кивнул капитан, дохлебывая из бутылки последнее. – Ребят, вечереет! Может, уже поедем, еще купим? – Он даже привстал, так вдруг захотелось служивому продолжения банкета.

– Сейчас поедем. У нас осталось только два вопроса.

– Валяй, – благодушно разрешил Огурец и снова залег в траву.

– Я хочу, чтобы нашим бухгалтером был Мойша, – сказал Болховитинов.

– А ты его видел после Афгана? – оживился капитан.

– Он ко мне постоянно ходил, – сказал Блоха. – Но дело не в том. Мойша – хороший бухгалтер. Уже второй институт оканчивает. Параллельно. И отец его тоже бухгалтер, в случае чего – налоговая когда придет – выкрутятся.

– Я не против Мойши! – заржал Огурец. – А в случае чего он налоговому инспектору печень вырежет!

– Кончай. – Блоха сказал тихо, но капитан аж подавился смехом. Ничего не понимающий Равиль смотрел то на одного, то на другого.

– Ладно, ладно, – быстро сказал Агуреев. – Я действительно не против! А почему ему не дать акций?

– Я предлагал, он категорически отказался. А бухгалтером – согласен.

Равиль при этих словах облегченно вздохнул: ему уже не хотелось делиться таким замечательным банком с новыми акционерами, тем более – совершенно незнакомыми.

– Но одного миноритарного акционера я все-таки хочу ввести, – сказал Болховитинов…

– Это еще что такое? – спросил уставший от умственного напряжения Огурец.

– Семь процентов. Из моей доли, – добавил Блоха, заметив гримасу на лице Равиля. – Это мои личные дела. Я имею в виду Лерку Сергееву.

– Тогда это и мои личные дела! – заржал Агуреев. – И Мойши. И еще половины гарнизона! Режь из моей доли тоже.

– Она вместе с моей мамой ухаживала за мной все три года, – тихо сказал Блоха.

– Извини, – перестал смеяться капитан. – Но из твоей доли – это как-то не по-людски. Делаем так: у нас троих – по тридцати одному проценту, у Лерки – остальные. Как раз – семь.