Похищение из сераля
Шрифт:
— Про что? Насколько далеко? – спросили одновременно Константин и Люксенбург.
— Чаще ближайшее и касающееся только моих друзей. Но иногда мне снится ситуация в мире на пять, а то и 10 лет вперед! Тогда я просыпаюсь мучительно долго!
— Оно что так ужасно, наше будущее? – спросил Костя.
— Мне почему-то снятся катаклизмы, смерти известных людей и поворотные моменты истории….
— Например? – резковато спросила дама.
— В начале лета приснился сильный пожар на песчаном острове в океане. А в конце июля газеты напечатали, что только что сгорели многие постройки в Кони-Айленде около
— Я помню этот случай, – живо откликнулся Константин. – Там сгорел шикарный аттракцион "Страна Мечты", освещение которого требовало миллиона электролампочек!
— Что же еще? – потребовала Роза.
— Пару недель назад мне приснилась смерть короля Швеции Оскара. У гроба кроме четырех сыновей стояли (правда, поодаль) еще три сына и две дочери, про которых кто-то рядом со мной сказал, что это его внебрачные дети от пяти разных женщин.
— Насколько я знаю, король Швеции еще жив, – отчеканила Люксенбург.
— А про его детей Вы что-нибудь знали?
— Впервые слышу, что он такой бонвиван. Впрочем, чего вы хотите от монарха. Ну а более значимые события Вам снились?
— Увы, да. Упорно снится череда локальных войн на Балканах с участием Сербии, Болгарии, Греции, Черногории, Албании и Османской империи, в которых турки терпят поражения, а болгары воюют со своими недавними союзниками….
— Нет таких стран: Черногория и Албания, – походя заметила доктор права.
— Вероятно, будут, – пожал плечами Максим. – Еще приснился сговор министров иностранных дел Австро-Венгрии, Италии и России, в результате которого Франц-Иосиф аннексировал Боснию и Герцеговину, а Италия объявила войну туркам и захватила Триполитанию….
— Когда? – резко спросила Роза.
— Босния в следующем году, а Триполитания перед Балканскими войнами, фактически спровоцировав их.
— Чем же поманили министра России для предательства славян?
— Обещанием не блокировать проход русских эскадр через Дарданеллы флотами Италии и Австро-Венгрии.
— Глупое обещание, легко нарушаемое…. Что-то еще?
— Снилось еще убийство через несколько лет эрцгерцога Франца Фердинанда и его жены в Сараево (сербом, разумеется), после чего мир взорвался и разразилась война между Австро-Венгро-Германией и почти всеми ее соседями! Взрывы, газовые атаки, бомбежки с самолетов и железные самоходки с пушками, а также масса трупов, поезда с ранеными и бараки с пленными…. Многие миллионы убитых и десятки миллионов раненых! Это сниться стало часто. Недавно же увидел продолжение: революции в России, Германии, Австро-Венгрии и жуткие гражданские войны в них же. Императоры везде низвержены, созданы республики, причем в России даже провозглашена власть рабочих и крестьян. В Германии же и рассыпавшихся по национальным домам Австрии, Чехословакии, Венгрии, Польше власть осталась в руках буржуазии. Стала назревать новая война, причем мировая….
— Мне кажется, – сказала с сомнением Люксенбург, – что это вовсе не ясновидение, а просто Вы пересказали нам Ваш очередной фантастический роман!
— Я видел Вас, фрау, в одном из своих снов, – брякнул Макс. – Рядом с мужчиной по фамилии Либкнехт.
— Что же мы делали с этим мужчиной? – совсем иронически спросила Роза.
— Вас рядом убивали, – упавшим голосом сказал дурак. – Боевики
После этих слов за столиком наступила тишина – очень напряженная, ненужная.
Попутчики вышли в Штутгарте, который, к счастью, случился через час после памятного разговора в ресторане. Этот час Макс то выходил в туалет, то возвращался в ресторан за бутылкой воды, то просто торчал в коридоре вагона. Ему было ужасно неловко перед Розой и Константином. Те тоже замкнулись и попыток заговорить не делали. Все же на выходе из купе Роза спросила:
— Куда Вам можно написать?
— В Юнгбунцлау Вацлаву Клементу, моему квартиросъемщику. Или в Бургтеатр, директору Паулю Шлентеру для Максима Городецки.
Глава двадцать девятая. О, театр!
Через пару дней Городецкий вошел под своды венского Бургтеатра, где была назначена генеральная репетиция "Случайной любовницы". Элизабет, вдохновленная после ночи любви и выспавшаяся утром, хотела пойти с ним, но Максим ее отговорил: репетиция хоть и генеральная, но первая (предварительная), актеры и актрисы будут, вероятно, играть без костюмов, да и ляпов случится предостаточно – для чего ей такое счастье: торчать в театре часов пять и слушать пикировку режиссера, актеров и драматурга?
Однако он ошибся: актеры являлись по ходу пьесы в "костюмах" и гриме, не путались в тексте (хотя его в пьесе было много) и работали профессионально (а герой и героиня даже с неподдельным пылом). Все сцены проходили в искусно сделанных декорациях, изобретательно освещались, и кроме того, периодически сопровождались музыкой (то тревожной, то бравурной, то нежной) – хотя у Городецкого была предусмотрена лишь одна сцена в концертном зале. "Это они, видимо, после успеха Пер Гюнта вдохновились и стали "озвучивать" драмы", – подумал довольно Максим. В целом он решил, что спектакль получился, хотя к некоторым исполнителям у него и возникло неприятие.
О своем впечатлении он сказал режиссеру (вдохновенному невысокому еврею средних лет с пышной шевелюрой вокруг лысой макушки), когда тот обратился к нему по завершении прогона:
— Я доволен Вашей постановкой и особенно некоторыми Вашими нововведениями: музыкальным сопровождением, изображением сцены борьбы внутренних голосов Чарльза путем его освещения то слева, то справа, искусным выпадением горящего полена из камина, приведшим к совокуплению Сары с Чарльзом…. Вот только я усилил бы эротизм этой сцены: у Вас зрители видят кровать и целующиеся головы на ней. Я бы положил на нее только Чарльза, причем спиной, а Саре лучше было бы его оседлать лицом к зрителям и в нужный момент заломить руки над головой, полуобнажая грудь. Это был бы кульминационный момент спектакля и самый незабываемый!
— Это вульгарно, да и цензура может не пропустить, – стал отнекиваться режиссер, но Макс увидел, что предложение его зацепило.
— Примените этот прием на премьере, а там поймете, принимают его зрители или нет….
— Ладно, на следующей репетиции попробуем, следя за реакцией директора – он у нас слывет "барометром" зрительских пристрастий, да и о цензуре позаботится. Вижу, что Вы имеете еще что-то сказать….
— Мне кажется, что Эрнестина холодновата для этой роли. Я писал ее натурой страстной, а тут получилась ни рыба, ни мясо.