Похищение казачка
Шрифт:
Метрдотель простер руку в сторону зала, и процессия двинулась: впереди сам метрдотель, за ним Леонович и Турецкий, а старший и младший официанты в арьергарде. У Леоновича физиономия так и сияла. Он всем этим упивался. Только то, что он держал глаза опущенными, не давало ему выглядеть идиотом.
Окна были зашторены, и зал ярко освещался, отчего безвкусица и роскошь били в глаза куда резче, чем просто при дневном свете. Зал был полон и гудел разговорами. Одна за другой взгляду Турецкого представали различные компании,
Леонович не говорил официанту ничего, видимо, здесь прекрасно знали его вкусы, а Турецкий в качестве аперитива заказал минеральную воду.
Леонович начал разговор первым:
— Я уже слышал о вас, Петр Петрович. Но никак не думал, что увижу так скоро. Так что, сами понимаете, полон любопытства.
— А чего тянуть?
— Согласен! У вас ко мне какой-то деловой интерес?
— Возможно, — уклончиво ответил Турецкий.
— А чего тянуть? Можно ведь опоздать. Можно не успеть.
— Куда?
— Ну… в широком смысле. Можно умереть, например, — улыбаясь, предположил Леонович.
Турецкий не поверил своим ушам. Вот это напор. Вот это «наезд».
— Шутить изволите?
— Ничего подобного. Смерть на войне — механическая вещь. Война — грандиозная машина, планомерно истребляющая людей. Подвиги и страдания тут мало что решают.
У Турецкого уже шарики за ролики заходили. Остановить Леоновича, кажется, было мудрено, а понять — еще сложнее. Турецкий все же осторожно вставил:
— Я так не думаю. Вы же не на войне.
— Я не на войне? — удивился Леонович. — Я — не на войне?! Ну вы даете! Кто-то из великих сказал: мошкаре, что рождается на рассвете и умирает с заходом солнца, не дано постигнуть значение слова «ночь».
— Ну, извините, если был неправ.
— Проехали, — кивнул Леонович. Но видимо, все-таки «не проехали», потому что он еще раз повторил: — Я — и не на войне, надо же…
Турецкий вздохнул:
— Складывается впечатление, что вы меня не понимаете…
— На этот счет не волнуйтесь. Я могу говорить с кем угодно, даже не понимая другого диалекта, — безапелляционно заявил Леонович. — Я всех понимаю и всех люблю. Всех! Древние греки выражали это в своем языке. У них есть слова «эрос», «филия» и «агапе» — все означают «любовь». «Эрос» — физическое влечение, «филия» — братская любовь, дружба, а «агапе» — любовь человеческой сущности. Я, допустим, могу не любить то, что вы делаете, но я уважаю и люблю вас как человека. Я люблю человечество!
«Во хватил, — оценил Турецкий. — Или, может, это все просто репетиция предвыборных баталий?»
— Не верите, что я всех люблю? — прищурился Леонович.
— Это же в теории, — заметил Турецкий. — В теории оно, может, и так. Но… различие между теорией и практикой на практике гораздо больше, чем в теории.
Леонович расхохотался:
— Как вы сказали? Можете мне это записать?
— Я издатель, а не писатель, — напомнил Турецкий.
— И это неплохо звучит, — оценил кандидат в мэры. — Хотите, я вам подарю компромат на Сереб-ряникова, господин издатель, который не писатель?
— Валяйте.
— Вы, конечно, уже знаете, как с городского стадиона стырили мачты с прожекторами?
— Конечно, — не моргнув глазом соврал Турецкий.
Как можно было стянуть то, что находится у миллионного города на самом виду — четыре огромные металлические конструкции с прожекторами, — Ле-онович ему поведал. Оказалось, у этой истории давняя подоплека. Еще два года назад, в период подготовки местных легкоатлетов к Олимпиаде в Афинах, главный городской стадион было решено глобально реконструировать. Выразилась эта реконструкция в том, что перестелили беговые дорожки и демонтировали мачты освещения, якобы заказав новые. Впоследствии слово «якобы» приобрело ключевое значение: старые мачты долго лежали на задворках, а новых как не было, так и нет. В конце концов «кто-то» распорядился действительно бесполезный металл загнать рачительным японцам, которым почему-то нужно все, что не нужно нам, а стадион остался стоять лысым.
Этот «кто-то», по сведениям Леоновича, был мэр Серебряников.
— И у вас есть документальное подтверждение?
Леонович хищно улыбнулся.
Есть, понял Турецкий. Настоящее или сфабрикованное, но есть. Вот почему Леонович и согласился на эту встречу. Ему нужно «слить» информацию. И новый глава издательского дома «Три кита» для этого вполне подходящая кандидатура. Надо заинтересоваться. Надо как-то подыграть…
— Я пришлю вам журналиста, который может сделать убойный материал, — несколько неожиданно для самого себя предложил Турецкий.
— Ладно, теперь говорите, что вам надо от меня.
— Полагаете, мне что-то еще надо? Помимо бесплатного обеда?
— Тут вы ошибаетесь, платить за вас я не стану. И, кроме того, за едой серьезных разговоров принципиально не веду.
— Какая жалость, — насмешливо сказал Турецкий.
— Так что если у вас действительно ко мне есть деловой интерес, выкладывайте прямо сейчас.
— Ну что ж… Я ищу одного… хм… человека. Возможно, вы могли бы мне помочь…
Леонович кивнул: продолжайте, Петр Петрович.
— Он исчез некоторое время назад. Его зовут Олег Николаевич Веснин.
— Никогда не слышал. А почему вы считаете, что я могу его найти?
— Он был вашим клиентом.
— То есть?
— Он игрок в покер, регулярно играл в турнирах, которые проводились в ваших игровых заведениях.
— Понятно. Ну исчез и исчез. Мне-то какое дело? Может, обул кого-то и соскочил. А может, в Вегас поехал.
— Веснин не профессионал. Он сотрудник Волжского УФСБ… Что вы молчите, вас это не интересует?