Похищенные часы счастья
Шрифт:
— Я никогда не забуду, что вы для меня сейчас сделали, — сказал Дюран. — Теперь у меня снова есть силы двигаться, ходить искать работу. Мне было очень плохо, я чувствовал себя сегодня настолько больным, что не мог никуда пойти, хотя мне дали адрес одного места, где я мог бы, вероятно, получить работы. Завтра я отправляюсь туда.
— Я тоже ищу работу, — сказала Ди, — и возьмусь за все, что угодно. Может быть, вы сможете помочь мне?
— С удовольствием, — ответил он быстро. Он наклонился к ней, его серые глаза ярко блестели. — Я на все
— Из благодарности за хлеб с вареньем, чай и папиросы? — рассмеялась Ди. — Ведь это все, что я для вас сделала.
— Вы спасли мне жизнь. Вот что вы для меня сделали, — промолвил Филипп очень тихо.
Раздался голос миссис Джерри, громкий и властный:
— Пора тушить свет!
— Потушите лампу, — сказала Ди, — ведь мы прекрасно можем разговаривать и в темноте. Тем более, что теперь полнолуние и можно сесть у окна.
Ди пододвинула кресло к открытому окну. Филипп облокотился о подоконник.
— Испытывали вы когда-нибудь, что такое одиночество? — неожиданно спросила Диана.
Он поспешно кивнул.
— И даже очень часто. Особенно сильно чувствую я его в такие ночи, как сегодня, когда в разлитом кругом серебристом свете рельефно выступают темные тени и листья деревьев. Тогда я выхожу из дому и отправляюсь гулять. И иду обычно в сторону Кью... Там, не доходя до Кью, есть фруктовый сад, деревья в нем рано расцветают. Я часто хожу туда, любуюсь ими, вдыхаю их нежный аромат. Сад примыкает к самой дороге, тут же проходит линия трамвая, но... — и он глубоко вздохнул, — поверьте мне, весной он кажется уголком потерянного рая, отрезанным от внешнего мира и живущим своей особенной жизнью.
Ди протянула ему руку.
— Мне нравится то, как вы смотрите на вещи, как вы понимаете их, — сказала она, — будем друзьями.
— Разве мы уже не друзья с вами? — спросил он. Он взял ее руку и прижал к своим горячим губам. Затем, словно угадав ее испуг перед этим внезапным порывом, рассмеялся:
— Это французское начало во мне делает меня несдержанным. Не сердитесь.
— Я не сержусь, — ответила она.
Она не сердилась, но эта мимолетная ласка с новой силой пробудила в ней воспоминание о прошлой ночи, о песенке Кармен, о склонившемся над ней лице Гюга. Словно меч, отравленный каким-то сладким ядом, воспоминания эти пронзили ее сердце.
Она слышала голос Филиппа, но он доносился до нее как бы издалека.
— Мне пора уходить, — говорил он, — уже поздно.
Он стоял возле нее, ожидая ответа.
— Я зайду за вами завтра утром. Мы отправимся вместе на поиски работы. — Он подождал минуту, затем добавил поспешно: — Мы с вами друзья, не правда ли? Могу я звать вас уменьшительным именем? И вы, пожалуйста, зовите меня так.
Ди заставила себя вернуться к обыденной жизни, оторваться от прекрасной мечты.
— Конечно, — сказала она глухо.
— Итак, покойной ночи, Ди!
Она сделала усилие и постаралась сбросить с себя полное ко всему равнодушие, снова овладевшее ею.
— Покойной ночи, Филь!
ГЛАВА VI
Ее нет
— Какая досада! — воскликнул Гюг.
Он ехал на обед к премьер-министру. И вдруг в ту минуту, когда такси огибало Уайт-холл, вспомнил, что просил Диану позвонить ему по телефону в восемь часов.
Часы как раз били восемь.
— Остановитесь у ближайшей телефонной будки, — сказал он шоферу.
Нетерпеливо назвал он номер своего телефона.
— Занято, — прогудел голос.
С подавленным восклицанием он повесил трубку. Очевидно, в эту самую минуту Диана звонила ему. Неприятный осадок оставался у него на сердце, пока он не приехал на Доунинг-стрит. Здесь, среди оживленной беседы, осадок исчез.
Это был чисто деловой обед, без дам. Гюг понимал, что приглашение на этот обед повлечет за собой, вероятно, другое приглашение, но уже не к обеденному столу, а туда, где решаются судьбы нации. После обеда он отправился с Гарроном в оперу. В Ковент-Гардене давали «Кармен». Когда они раскрыли двери в ложу Гаррона, до них донеслись звуки песни тореадора. Во второй раз за этот вечер Гюг вспомнил о Диане.
— Чувствуешь, как кровь начинает быстрее течь в жилах, когда слышишь эту музыку, полную огня и жизни, не правда ли? — лениво говорил Гаррон, глядя на Гюга. — Клянусь вам, Гюг, вы помолодели на двадцать лет, вы выглядите сейчас совсем юношей.
Гаррон был одним из наиболее влиятельных людей своего времени: он держал в руках власть с такой легкостью, с какой другой держит папиросу. Гюг постарался отделаться от нахлынувших воспоминаний, которые, несмотря ни на что, заставляли сильнее биться сердце.
— Я уже покончил с такого рода делами, — сказал он поспешно, — я ушел от всего этого, дорогой друг. Меня интересует теперь в жизни только то, что может дать пищу уму.
— Дизраэли приписывают слова, что все могущество, доступное человеку, не стоит одной улыбки женщины, любимой женщины, конечно, — произнес Гаррон.
— Он сказал это в то время, когда уже устал от власти, — сухо заметил Гюг.
После окончания оперы он отвез Гаррона домой и, отпустив автомобиль, пешком вернулся к себе. Том открыл ему дверь и следом за ним вошел в комнату.
— Мисс Лестер звонила вам, сэр, как только вы уехали, — сказал он. — Она спрашивала, не поручали ли вы мне что-нибудь передать ей. Она просила сказать вам, что у нее все уладилось.
— Мисс Лестер, — повторил Гюг. Он был погружен в чтение письма из деревни, от своего управляющего. — Да, я помню. Значит, она передала, что у нее все уладилось?
Он вошел в спальню и зажег свет. Какая-то записка лежала на его туалетном столе. Он с удивлением подумал, от кого бы она могла быть.
«Я хочу еще раз поблагодарить Вас за все. Я не умею выразить словами свое чувство — спасибо за все и до свидания.