Похищенные часы счастья
Шрифт:
Дождь прекратился, и снова выглянуло солнце. Но Гюг видел сейчас перед собой ярко освещенный зал собраний и себя на трибуне. Он произносил речь, бросал меткие ответы на предлагаемые вопросы, возбуждал смех аудитории, завоевывал ее симпатии, овладевал умами присутствующих, направляя их в нужное ему русло.
Голос Гаррона, размеренный, но тем не менее властный, прервал нить его мыслей.
— Я полагаю, мы можем поспеть на ночной экспресс? — спросил он так, будто не сомневался в ответе.
— Да, — ответил тотчас же Гюг, все еще находясь под влиянием картины, пронесшийся перед его взором.
—
Он повернулся в своем кресле и в первый раз за все время пристально взглянул на Гюга.
Гаррон о многом догадывался, хотя мало о чем знал; но он прекрасно разбирался в людях, особенно в тех, с которыми собирался заключать условия. Он заметил, как изменилось лицо Гюга при последнем вопросе, как взгляд его потерял выражение глубокой заинтересованности. Он почувствовал, что настроение Гюга сразу упало.
Гюг отвел глаза.
— К сожалению, не могу, — сказал он принужденно. — Я... дело в том, что мне нужно привести в порядок свои дела и все прочее. Я должен сейчас же уйти, мне и так придется очень спешить...
Гюг колебался, и Гаррон понимал это.
Он вскочил на ноги с быстротой, которую трудно было ожидать от такого старого человека, и схватил Гюга за руку.
— Вы не можете отказаться, понимаете вы это, Гюг? — сказал он уже тоном приказа. — В случае, если вы станете колебаться, вспомните о моем обещании и о словах Дюргана, сказанных мне в парламенте три дня тому назад: «Передайте Картону, что победа в Вест-Бертоне даст ему не только возможность, но и уверенность». Вы знаете, что он под этим подразумевал: пост в кабинете министров. Но я знаю, что вы сделаете это не ради славы — дело идет о чем-то более важном: страна нуждается сейчас в вас.
Он отпустил Гюга, теперь он был твердо уверен в нем. Затем с усталым видом откинулся в кресле.
— Вернулась хорошая погода, мосье, — весело сказал Гюгу шофер, останавливаясь у ворот виллы.
Гюг увидел в окне белую фигуру Дианы; он знал, что она спешит сейчас к дверям — навстречу ему.
С сердитым и недовольным видом взглянул он на розовые стены виллы, перевел взгляд на расстилающуюся позади сапфировую поверхность моря. Он попал в западню, в которую рано или поздно попадает почти каждый мужчина, терзаемый борьбой между любовью и честолюбием. Нужно поступиться одним из этих чувств — другого выхода нет, необходимо принести в жертву либо требования сердца, либо доводы рассудка.
Гюг был слишком захвачен красноречием Гаррона, его уверениями, чтобы вовремя подумать о другой стороне жизни. А теперь уже поздно! Сейчас он вынужден действовать без лишних размышлений, не принимая во внимание участие во всем этом Дианы.
Он вошел, ковыляя, в холл и поднялся оттуда в маленькую гостиную.
— А я занималась делами, — со смехом встретила его Диана. — У меня готов обед, дорогой.
Нежная встреча, мысль о том, что Диана была всецело поглощена приготовлением ему обеда, заботами о нем, ожиданием его прихода, заставила Гюга почувствовать ненависть к самому себе.
— Мой любимый, ты не заболел? Не разболелась ли сильнее твоя нога? Ты так бледен! — воскликнула Ди испуганно.
Она стояла рядом с ним, ее пальцы ласкали его гладко причесанные волосы.
Ее прикосновение заставило его вздрогнуть.
— Слушай, Ди, — начал он отрывисто и остановился, не зная, как сказать Диане то, что он должен был ей сказать.
— Что? — спросила она, прижавшись к нему.
— Хочешь узнать, зачем Гаррон прислал за мной?
— Страшно хочу, — сказала Ди с легким смехом, — но я не хотела надоедать тебе. Я думала, что ты сам мне все расскажешь, когда захочешь.
— Боюсь, тебе это может не понравиться, — произнес Гюг почти неслышно.
— Что-нибудь случилось, что-нибудь, что может повредить тебе? — спросила Диана испуганно.
«Повредить ему? Помешать ему?» — Гюг чуть не рассмеялся вслух над горькой иронией этих слов; прилив гнева на самого себя, на Гаррона, который вырвал у него обещание, охватил его.
— Но в чем же дело, дорогой мой? — вскричала Ди. — Не мучь меня, Гюги, скажи мне все!..
— Я уезжаю сегодня вечером с Гарроном, — сказал Гюг. — Он считает, что только я один могу завербовать для правительственной партии очень важный избирательный округ. Это — вопрос чести. Я... Ты должна понять, Ди, я не представлял себе, что мне так скоро придется уехать отсюда. Не повезло мне, но...
— Ты хочешь сказать, что я не буду уже с тобой... больше? — спросила Ди, отшатнувшись от Гюга.
Он вскочил на ноги.
— Господь с тобой! — воскликнул он горячо. — Как можешь ты придавать моим словам такое значение?
Он порывисто привлек ее к себе, нежно целуя закрытые глаза, немые губы, бледные щеки.
— Ди, моя дорогая малютка, любовь моя! Клянусь тебе всем святым, что для меня есть в жизни, клянусь нашей любовью, твоим безграничным великодушием, что никогда еще с тех пор, как мы встретились, я так сильно не любил тебя! Но я должен уехать, я не могу не откликнуться на этот призыв, обращенный к моей чести, не могу отказать в услуге своей партии. Я буду считать часы, приближающие нашу встречу. У меня есть готовый план. Мы найдем себе квартиру в какой-нибудь спокойной части Лондона, например в Кенсингтоне. Я завтра же, как только приеду в город, займусь этим. Ты приедешь прямо туда, я тебя буду ждать. Ди, взгляни на меня, умоляю тебя, не мешай мне, я должен так поступить.
Диана открыла глаза и снова опустила веки, стараясь скрыть невольно подступившие слезы.
— Хорошо, — сказала она кротко. — Конечно, ты должен ехать. Ведь ты дал слово...
— Я знал, что ты согласишься со мной! — воскликнул Гюг горячо, сразу испытывая чувство облегчения. — Я знал, что ты не будешь мне мешать, что ты примиришься с этой необходимостью.
Он снова целовал ее, слишком занятый своими мыслями, чтобы заметить, что поцелуи его остаются без ответа. Наконец он разжал объятия и поспешно взглянул на часы.
— Я должен торопиться! Идем, малютка, помоги мне уложить вещи. Будь ангелом, моя любимая!
Они прошли вместе в маленькую спальню. Гюг сидел на кровати и торопливо складывал в чемодан вещи, которые Ди выкладывала из комода.
— Сколько времени займут у тебя сборы к отъезду? — спросил он с отсутствующим видом, разбирая стопку рубашек.
Диана стояла на коленях перед чемоданом, стараясь внести порядок в хаотическую кучу галстуков, носков, носовых платков и других мелких принадлежностей мужского туалета.