Похищенный, или Приключения Дэвида Бэлфура (сборник)

Стивенсон Роберт Льюис

– Господи! – воскликнул мистер Райэч, обращаясь к капитану. – Что ж вы раньше-то не вмешались? Почему не приняли меры? Теперь поздно, мальчишка убит.

– Мистер Райэч, – строго произнес Хозизен, – в Дайзерте никто не должен узнать, что` у нас тут случилось. Вы меня поняли? Ни одна живая душа. Юнга по неосторожности упал за борт, сэр, вот как было дело. Я охотно заплатил бы пять фунтов, окажись это правдой! – Он повернулся к столу. – Зачем выбросили хороший коньяк? – проворчал он. – Какой смысл, что это меняет? Дэвид, достань другую бутылку там, в крайнем шкафу. – Капитан дал мне ключ. – Вам тоже сейчас не повредит немного коньячку, сэр, – подмигнул он Райэчу, – …после такого ужасного расстройства.

Они сели за стол, чокнулись кружками и выпили. Мистер Шон, стонавший на койке, приподнялся

и мутными глазами посмотрел на них и на меня так, словно видел в первый раз. Я весь вечер прислуживал и неплохо справлялся, а на следующий день уже совершенно освоился с новыми обязанностями. Я подавал пищу, которую капитан принимал в определенные часы вместе с тем из помощников, кто в это время не нес вахту. Весь день мне приходилось сновать с бутылками туда-сюда, от одного из трех моих начальников к другому, наливать коньяк, убирать и мыть кружки, а ночью я спал на тонком одеяле, брошенном на крашеные доски в ближнем к корме углу каюты, на самом сквозняке между двумя люками. Но и на такой жесткой холодной постели я не мог выспаться спокойно: меня всякий раз будили, когда кто-нибудь приходил с палубы выпить, а между вахтами все трое усаживались вместе распить бутылку. Я не понимал, как они вообще справлялись со своими обязанностями на судне, когда столько пили, – неприятно было на это смотреть. В других отношениях служба меня не тяготила: скатерти в каюте не постилались, еда состояла из овсяной каши и солонины, лишь дважды в неделю полагался пудинг. По непривычке к морю я нетвердо держался на ногах и неоднократно падал с кушаньем, которое нес, но капитан и мистер Райэч удивительно терпеливо сносили мою неуклюжесть. Я думаю, их мучила совесть: вряд ли они проявляли бы ко мне такую снисходительность, если бы не истязали раньше бедного Рэнсома.

Пьянство, жестокое убийство беззащитного ребенка, а может, и то и другое, очевидно, повредили рассудок мистера Шона. Я не припомню, чтобы когда-либо видел его в нормальном состоянии. Он никак не мог привыкнуть к моему присутствию, неотрывно глядел на меня, иногда с ужасом, и несколько раз отшатнулся, когда я подавал ему еду. Я с самого начала знал, что мистер Шон не отдает себе отчета в том, что произошло, и на второй день своей службы в капитанской каюте убедился в этом. Мы сидели с ним вдвоем, и он несколько минут не сводил с меня замутненного взгляда, потом вдруг побледнел как смерть, поднялся и подошел ко мне. Я сжался от ужаса, хотя ни в чем перед ним не провинился.

– Тебя тут раньше не было? – спросил он.

– Нет, сэр, – ответил я едва слышно.

– Здесь был другой мальчик? – Я кивнул, и он несколько успокоился: – Да, я так и думал, – и, не произнеся больше ни слова, сел за стол и потребовал коньяка.

Наверное, это странно, но, несмотря на все его злодейства, я испытывал к мистеру Шону жалость. Где-то в Лидсе [7] его ждала жена, может, и дети. Впрочем, за давностью лет я забыл: вроде бы, детей у него не было. Я продолжал выполнять новые обязанности – это продлилось, как позже узнают читатели, совсем недолго, – и не жаловался на жизнь. Кормили меня так же, как и начальство, мне даже позволялось брать со стола лакомые пикули – маринованные овощи с пряностями, – любимую закуску капитана и его помощников, и если б я захотел, то мог напиваться с утра до вечера, как мистер Шон. Мистер Райэч, некогда учившийся в колледже, по-дружески беседовал со мной, особенно в веселом настроении, и рассказывал мне много интересного и поучительного. Капитан, хоть и держался со мной строго и отстраненно, иногда позволял себе расслабиться и поделиться со мной воспоминаниями о далеких прекрасных странах, которые он посетил во время плаваний.

7

Административный центр графства Уэст-Йоркшир в Великобритании.

Тень бедного Рэнсома лежала на всех нас, но особенно тяжело на мне и мистере Шоне. Меня мучили и собственные тревоги. Я понимал, что моя нынешняя жизнь – еще цветочки, а ягодки впереди. Пока я выполнял грязную работу всего для троих, причем одного из них я даже не считал человеком – убийцам, по моему убеждению, место на виселице, а не на корабле, – в будущем же меня ждала судьба несчастного невольника, изнуряющий труд вместе с неграми на табачной плантации какого-нибудь рабовладельца. Мистер Райэч из осторожности больше не обсуждал со мной мое положение, я попробовал обратиться к капитану, но он отпихнул меня, как собаку. С каждым днем я все больше падал духом и радовался, что хоть работа отвлекает меня от моего угнетенного состояния.

Глава IX

Человек с поясом, полным золота

Прошло больше недели, и «Конвент» по-прежнему преследовали неудачи. Корабль то двигался вперед, то его относило назад. Наконец его отбросило далеко к югу и весь девятый день нашего рейса швыряло из стороны в сторону вблизи мыса Рез и диких скалистых берегов. Мои начальники посовещались и приняли какое-то решение, которое я тогда не понял, но в итоге встречный ветер сменился попутным и мы быстро пошли к югу. На десятый день после полудня волна стихла, густой белесый туман окутал судно, так что с носовой части не стало видно кормы. Все поднялись на палубу. Командующие и матросы к чему-то чутко прислушивались. «Нет ли буруна?» – спрашивали они один другого. Я не знал, что такое бурун, но опасность, которая висела в воздухе, приводила меня в возбужденное состояние. Часов около десяти вечера я, как обычно, подавал ужин Хозизену и Райэчу, как вдруг бриг сильно тряхнуло, и вслед за тем послышались пронзительные крики. Капитан и его помощник вскочили из-за стола.

– Мы напоролись на что-то! – закричал мистер Райэч.

– Нет, – авторитетно ответил капитан, – мы всего лишь смяли шлюпку. Пойдемте, и вы убедитесь.

Капитан не ошибся. В тумане «Конвент» натолкнулся на лодку, разбил ее в щепки, и она утонула со всей командой гребцов на банках [8] . Выжил только один человек – как я узнал впоследствии, пассажир, в момент удара находившийся на корме. При столкновении корму подбросило вверх, но счастливчик – руки у него были свободны, и ничто не сковывало его движений кроме суконного плаща ниже колен, – быстро отреагировал, высоко подпрыгнул и ухватился за бушприт нашего корабля. Похоже, этот человек был ловок, силен и удачлив, однако когда капитан привел его к нам в каюту и я впервые увидел его, он показался мне очень взволнованным и испуганным не меньше, чем я, а даже больше.

8

Банки – сиденья для гребцов в шлюпке.

Незнакомец понравился мне: небольшого роста, хорошо сложенный, подвижный, с приятным сильно загоревшим лицом, которое не портили даже многочисленные оспины и веснушки. В его живых ясных глазах мелькало что-то безумное и тревожное, но в то же время привлекательное. Сбросив плащ, он выложил на стол пару дорогих пистолетов, инкрустированных серебром, и я заметил, что к поясу его пристегнута длинная шпага. На вопросы капитана он отвечал любезно – в нем чувствовались воспитанность и хорошие манеры, и я подумал, что с таким человеком лучше дружить, чем враждовать.

Хозизен тоже заинтересовался неизвестным, особенно когда тот снял плащ. Наш неожиданный гость щеголял в черных плисовых панталонах, красном жилете, синем мундире с серебряными пуговицами и серебряным галуном и шляпе с перьями. Конечно, его одежду немного подпортили вода, туман и другие суровые условия путешествия, тем не менее выглядела она очень нарядной и дорогой, – на торговом судне вроде нашего никто не носил такие костюмы.

– Мне жаль, что ваша лодка разбилась, сэр, – начал капитан.

– Вместе с ней погибли несколько славных людей, – с грустью произнес незнакомец. – Я бы пожертвовал двумя десятками лодок, только бы эти несчастные выжили.

– Это ваши друзья, сэр? – полюбопытствовал Хозизен.

– Больше, чем друзья. Они готовы были умереть за меня, если понадобится.

– Ну, сэр, – с деланным сочувствием сказал капитан, не сводя глаз с неизвестного, – на свете все-таки больше хороших людей, чем лодок для них.

– Верно, – тяжело вздохнул собеседник, – вы очень проницательны.