Похищенный, или Приключения Дэвида Бэлфура (сборник)
Шрифт:
– Ладно, – оживился он, – давай начнем сейчас же. – Он вытащил из кармана заржавевший ключ: – Это ключ от башни с винтовой лестницей, – пояснил он, – а башня расположена в конце дома. Войти в нее можно только снаружи, потому что та часть здания не достроена. Иди в башню, поднимись по ступеням и принеси мне ящик с бумагами – он наверху.
– Можно взять свечу?
– Нет. – Он хитро прищурился: – В моем доме нельзя зажигать огня.
– Понятно, сэр, – согласился я. – Лестница хорошая?
– Отличная, – заверил он и, видя, что я ухожу, пробурчал: – Держись за стену, перил там нет. Но ступеньки очень удобные.
Я вышел во двор. Ветер стонал где-то далеко, но около дома его не чувствовалось. Тьма стояла кромешная, и я, помогая себе руками, двигался вдоль стены до самой двери башни на краю незаконченного флигеля. Я всунул
Шоос-хаус имел в высоту около пяти этажей, не считая чердака. По мере того как я поднимался, мне казалось, что в башню проникает слабый свет звезд и становится чуть-чуть светлее. Внезапно опять сверкнула и пропала молния. Я не закричал лишь потому, что страх сдавил мне горло, и единственно по милости Господа Бога я не сорвался с лестницы. При блеске молнии я увидел не только многочисленные проломы в стене, так что я словно карабкался вверх по открытым лесам, но и то, что ступени здесь неравной длины, а моя нога в ту минуту находилась в двух дюймах от пустоты.
«Так вот она, эта отличная лестница!» – подумал я. При этой мысли мной овладело бешенство, придавшее мне храбрости. Послав меня сюда, дядя подвергнул меня ужасной, а точнее, смертельной опасности, и сделал это преднамеренно. Я поклялся, что отомщу ему, хотя бы мне для этого пришлось сломать себе шею. Я опустился на корточки и медленно, как улитка, продолжил восхождение по ступеням, ощупывая впереди каждый дюйм пространства и испытывая на прочность каждый камень. После вспышки молнии темнота, казалось, усилилась, но и это меня не так пугало, как шум, производимый летучими мышами в верхней части башни, – он оглушал меня, сбивал с толку, а кроме того, слетая вниз, отвратительные твари иногда задевали крыльями мое лицо и спину.
Башня имела четырехугольную форму. Для соединения маршей в каждом углу вместо забежной площадки лежало по большому камню. Я на четвереньках дополз до одного из поворотов, как вдруг моя рука, соскользнув с угла, очутилась в пустоте: лестница в этом месте обрывалась! Слава богу, опять сверкнула молния – именно благодаря ей и своей осторожности я остался цел и невредим. Но при одной мысли о грозившей мне гибели: еще миг, и я сорвался бы со страшной высоты, – холодный пот выступил у меня на лбу, ноги стали ватными, и все тело охватила чудовищная слабость. Я перевел дух, повернул обратно и ощупью, затаив в сердце лютую злобу, стал спускаться по ступеням. Когда я преодолел полпути, с шумом налетел ветер, потрясая башню, правда, быстро стих, зато пошел дождь, и, когда я добрался до низа, он уже лил как из ведра. Я высунул голову из башни и взглянул в сторону кухни. Дверь, которую, уходя, я затворил за собой, теперь была распахнута, и оттуда пробивался слабый луч света. Мне померещилось, я вижу человеческую фигуру, которая словно бы замерла под дождем и к чему-то прислушивается. Сверкнула ослепительная молния – так и есть! Фигура принадлежала моему дяде, который стоял на том самом месте, где я и предполагал его увидеть. Сию же секунду раздался сильнейший раскат грома.
Принял ли мистер Бэлфур гром с небес за шум моего падения с башни или услышал в этом звуке Божий глас, возвещавший о совершённом преступлении, – об этом я предоставлю судить читателям. Но одно я знаю достоверно: дядю охватил панический ужас, он бросился в дом и не закрыл дверь. Я осторожно прокрался за ним, неслышно проник в кухню и стал наблюдать. Дядя успел открыть посудный шкаф, вытащил оттуда большую бутыль виски и уселся за стол спиной ко мне. Время от времени по телу его пробегала судорога, он громко стонал, припадал к горлышку бутыли и частыми глотками пил оттуда неразбавленное зелье. Я подошел сзади, внезапно хлопнул его по плечу и закричал:
– А, дядя!
Мистер Бэлфур испустил слабый крик, похожий на блеяние овцы, уронил руки и упал со стула. Это меня немного смутило, но я решил прежде позаботиться о себе и, не колеблясь, оставил дядю валяться на полу. Ключи висели в шкафу, и я намеревался запастись оружием, прежде чем гостеприимный хозяин придет в чувство и снова обретет способность замышлять зло. В шкафу стояли несколько бутылок, некоторые, похоже, с лекарствами, лежал ворох счетов и старых бумаг, которые я охотно перерыл бы, имей на это время, и пылились еще какие-то ненужные мне вещи. Сундуки интересовали меня несравненно больше: в первом я обнаружил муку, во втором – мешки с документами и деньгами, перевязанными в пачки, в третьем – какое-то барахло, из кучи которого я вытащил ржавый шотландский кинжал без ножен, засунул его себе за жилет и повернулся к дяде.
Он по-прежнему лежал там, где упал, скорчившись, с вытянутой рукой и ногой, лицо его посинело, и на миг мне почудилось, что он перестал дышать. Я испугался, не умер ли он, принес воды и побрызгал ему в лицо. Он начал приходить в себя, шевелить губами и таращить глаза. Его блуждающий взгляд наконец задержался на мне, и в глазах дяди я прочел выражение смертельного ужаса.
– Ну, – сказал я, – попробуйте привстать.
– Ты жив? – всхлипнул он.
– Как видите, – ответил я. – Не вам за это спасибо.
Дыхание его сделалось прерывистым, он залепетал:
– Синий пузырек. Там, в шкафу, достань…
Я подбежал к шкафу и нашарил синий пузырек с лекарством. Доза была обозначена на ярлычке, и я как можно скорее накапал в стакан и дал ему выпить.
– Это все сердце, Дэви, у меня прескверное сердце, – простонал он, схватившись за грудь.
Я усадил его на стул и взглянул на него. Конечно, пожилой больной человек заслуживал сочувствия, но во мне кипел справедливый гнев. Я задал ему несколько вопросов, на которые желал немедленно получить ответы. Зачем он мне лгал на каждом шагу? По какой причине он боялся, что я уйду от него? Почему его вывел из себя вопрос, не являлись ли они с моим отцом близнецами? Не потому ли, что это правда? Зачем он дал мне деньги, на которые я, наверное, не имел права претендовать? И самый главный вопрос: зачем он пытался погубить меня? Он слушал молча, хлопая глазами, потом разбитым голосом попросил меня позволить ему лечь в постель.
– Завтра я тебе все объясню, – заохал он, – ей-богу.
Он еле шевелил руками и ногами, и я не хотел мучить старика, однако запер его в комнате и спрятал ключ в карман. Затем, вернувшись на кухню, развел такой огонь, какого здесь, наверное, не видывали уже много лет, закутался в плед, улегся на сундуке и заснул.
Глава V
Куинсфери и бриг «Конвент»
Ночью шел сильный дождь, а на другой день дул резкий северо-западный ветер, гнавший рассеянные облака. Несмотря на непогоду, я еще до восхода солнца, пока не исчезли последние звезды, пошел на берег глубокого быстрого ручья и искупался. Вернувшись, я уселся у очага, подбросил дров и серьезно задумался о своем положении. Сомнений не оставалось: дядя – мой враг, мне придется защищаться от него, и он пойдет на любое коварство, чтобы погубить меня. Но я был молод, отважен и, как большинство юношей, выросших в деревне, наивно полагал, что достаточно хорошо разбираюсь в жизни. Я пришел в дом к родному дяде почти нищим, к тому же я лишился родителей, а самый близкий родственник, вместо того чтобы заменить мне, сироте, моего отца, встретил меня жестокостью и предательством. «Вот бы прибрать его к рукам и управлять им, как послушной овцой», – тешил я себя в своих мечтах. Я обхватил руками колени и, улыбаясь, смотрел на огонь. Воображение рисовало мне, как я мало-помалу раскрываю один за другим все тайные планы и коварные замыслы моего дяди и становлюсь его повелителем. Говорят, один иссендинский колдун смастерил зеркало, в котором удавалось разглядеть будущее. Но в ярком пламени, хотя я и не сводил с него глаз, никакое будущее не читалось, потому что среди мелькавших передо мной образов я не увидел ни корабля, ни моряка в мохнатой шапке, ни дубины для моей неразумной головы – ни малейшего намека на те напасти, которые вскоре обрушились на меня. Напротив, я, весьма довольный собой, пошел наверх, отпер комнату и освободил своего пленника. Он учтиво пожелал мне доброго утра, и я ответил ему тем же, улыбаясь с высоты своего величия. Вскоре мы сидели за завтраком так же, как накануне.