Похищенный. Катриона (др. изд.)
Шрифт:
— Мой маленький друг, — повторял я, находя удовольствие этими словами напоминать о прошедшем, — мой маленький друг, вы теперь совсем моя, навсегда моя, мой маленький друг, вы совсем не принадлежите больше этому человеку.
Вдруг лицо ее страшно побледнело, и она отняла у меня руки.
— Дэви, заберите меня от него! — воскликнула она. — Здесь творится что-то неладное: он нечестен. Я знаю: случится что-то дурное. Я чувствую ужасный страх в душе. Какие у него могут быть дела с королевским судном? Что написано тут? — И она показала
Я взял письмо, посмотрел и покачал головой.
— Нет, — сказал я, — я не способен на это: я не могу открывать чужие письма.
— Даже для того, чтобы спасти друга?! — воскликнула она.
— Не могу сказать, — отвечал я. — Думаю, что нет. Если б я только знал наверное!
— Вам стоит только сломать печать! — сказала она.
— Знаю, — сказал я, — но я не могу этого сделать.
— Дайте письмо сюда, — попросила она, — я сама открою его.
— И вам этого делать нельзя, — сказал я, — вам в особенности. Это письмо имеет отношение к вашему отцу и к его чести, дорогая, в которой оба мы сомневаемся. Разумеется, это место опасное, за нами, может быть, следят с английского судна, а тут еще и это письмо к вашему отцу, и офицер, который остался на берегу! Он, вероятно, не один, с ним должны быть и другие. Да, без сомнения, письмо следует открыть, но только открыть его должны не вы и не я.
Меня уже начинал одолевать страх и предчувствие скрытой опасности, когда я увидел Алана, одиноко шедшего среди песчаных холмов. На нем был мундир, придававший ему очень изящный вид, но я содрогнулся при мысли, как мало этот мундир сможет помочь ему, когда его поймают, бросят в лодку и отправят на «Морского коня» в качестве дезертира, мятежника и человека, обвиняемого в убийстве.
— Вот, — сказал я, — вот кто имеет право открыть письмо, если найдет это нужным.
С этлми словами я окликнул Алана, и мы с Катрионой встали, чтобы он мог увидеть нас.
— Если это правда, если это новое бесчестие, сможете ли вы перенести его? — спросила она, глядя на меня сверкающими глазами.
— Мне уже ставили подобный вопрос, когда я только увидел вас впервые, — сказал я. — Как вы думаете, что я ответил? Что если я буду любить вас, как любил тогда, — о, теперь я люблю вас гораздо больше! — то женюсь на вас даже у подножия виселицы.
Кровь бросилась ей в лицо. Она подошла совсем близко и прижалась ко мне, держа меня за руку, и в этом положении мы ожидали Алана.
Он подошел, улыбаясь лукавой улыбкой.
— Что я говорил вам, Давид? — сказал он.
— Всему свое время, Алан, — отвечал я, — а теперь время серьезное. Что вам удалось узнать? Вы можете говорить откровенно при нашем друге.
— Я прогулялся понапрасну, — сказал он.
— Мне кажется, что мы в таком случае сделали больше, — заметил я, — по крайней мере, есть многое, что нам следует обсудить. Видите
— Я тоже знаю его, — сказал Алан. — Он доставил мне немало затруднений, когда стоял в Форте. Но зачем ему понадобилось подходить так близко?
— Я скажу вам, зачем он пришел сюда, — сказал я. — Он привез это письмо Джемсу Мору. А почему он продолжает стоять, когда письмо уже доставлено, почему между холмами прячется офицер, и один ли он, или нет — это вы сообразите сами.
— Письмо адресовано Джемсу Мору? — спросил он.
— Да, — отвечал я.
— Ну, могу сказать вам еще больше, — сказал Алан. — Прошлою ночью, когда ты крепко спал, я слышал, как человек этот разговаривал с кем-то по-французски и как затем дверь гостиницы отворилась.
— Алан, — воскликнул я, — вы спали всю ночь, я могу доказать это!
— Ну, нельзя никогда поручиться, спит ли Алан или пет! — сказал он. — Однако дело выглядит довольно скверно. Покажите мне письмо.
Я дал ему.
— Катриона, — сказал он, — прошу у вас прощения, но дело идет о моей жизни, и мне придется сломать печать.
— Я хочу этого, — отвечала Катриона.
Он открыл письмо, прочитал и всплеснул руками.
— Подлый негодяй! — воскликнул он, скомкав бумагу и сунув ее в карман. — Скорей соберем наши вещи — это место для меня сущая смерть. — И он пошел по направлению к гостинице.
Катриона заговорила первая.
— Он продал вас? — спросила она.
— Продал, милая моя, — сказал Алан, — но благодаря вам и Дэви я еще могу перехитрить его. Только бы мне добраться до моей лошади, — прибавил он.
— Катриона должна ехать с нами, — сказал я, — она не может более оставаться с этим человеком. Я женюсь на ней.
Тут она прижала к себе мою руку.
— Так вот как у вас обстоит дело! — сказал Алан, оглядываясь на нас. — Это самое лучшее, что вы когда-либо могли сделать. Должен вам сказать, моя милая, вы и вправду составляете прекрасную пару.
Тропинка, по которой он шел, привела нас к ветряной мельнице, где я заметил человека в матросских брюках. Спрятавшись за нею, он, казалось, наблюдал. Но мы, конечно, видели его.
— Смотрите, Алан! — сказал я.
— Тсс… — отвечал он, — это мое дело.
Человек, вероятно, был немного оглушен шумом мельницы, так как не замечал нас, пока мы не подошли совсем близко. Тогда он обернулся, и мы увидели, что это высокий матрос со смуглым лицом.
— Надеюсь, сэр, — сказал Алан, — что вы говорите по-английски?
— Non, monsieur 36 , — отвечал он с невероятно дурным французским акцентом.
36
Нет, сударь (франц.)