Похититель звезд

Вербинина Валерия

– Вообще-то нет.

И Амалия увидела, что у него вовсе не «Сентиментальное путешествие», а какой-то не то словарь, не то список фамилий. Но не успела понять, что именно там было, потому что человек резко захлопнул книгу и посмотрел на нее, как ей показалось, довольно вызывающе.

– Кто вы такой? – спросила Амалия, начиная сердиться.

– А ты? – вопросом на вопрос ответил человек.

Внезапно Амалия кое-что вспомнила.

– Я умерла? – прошептала она. Теперь она уже была вовсе не уверена, что видит сон.

– А ты совсем не похожа на свою прабабушку, –

заметил человек.

Ответ прозвучал вполне логично для сна, и Амалия немного успокоилась.

– У меня было четыре прабабушки, – возразила она, стараясь быть объективной (что во сне не так-то легко). – Кого именно вы имеете в виду?

– Все так запутанно, – вздохнул человек. – Кстати, можешь говорить мне «ты».

– Я даже не знаю, кто вы, – возразила Амалия.

– Зато я знаю, кто ты, – отозвался человек. – А Ницца все такая же дыра? Ненавижу этот город.

– Почему? – растерялась Амалия.

– Ничего хорошего он мне не принес, – ответил человек и растаял в воздухе.

Амалия поглядела на мышь и увидела, что на ее месте сидит кот величиной с бегемота. Кот ласково улыбнулся, обхватил Амалию лапами за шею и стал мягко душить. Она заметалась…

– Результат падения со скалы, – раздался голос где-то вверху над ней.

– Поразительно, что баронесса не погибла! – подхватил второй голос, пронзительный и высокий.

– Тише, тише, Филипп, она приходит в себя, – проговорил кто-то, вроде бы Гийоме, но голос был встревоженный, что никак не похоже на доктора.

– Мяу!

Кошка ткнулась носом в шею Амалии и, жарко дыша, легла ей на плечо, которое немедленно заболело.

– Амалия Константиновна!

Она открыла глаза – и почти сразу же встретилась взглядом с Натали, которая стояла, стиснув руки; и лицо у Натали было испуганное и ошеломленное.

– Отойдите, отойдите, дайте ей дышать, – командовал кто-то сбоку глубоким голосом мадам Легран.

И Натали пропала, вместо нее показался поэт, а рядом с поэтом стоял Шарль де Вермон, совершенно целый и невредимый, но белый как полотно.

Тут Амалия так удивилась, что попыталась приподняться, но при столь простом движении у нее заныла вся левая часть тела.

– А, щучья холера! – вырвалось у молодой женщины. Ибо даже баронессам и самым утонченным особам приходится изредка выражать свои чувства посредством не самых утонченных слов. Выражение – скорее смешное, чем ругательное, – Амалия усвоила от своего деда-поляка, о котором ей много рассказывала мать.

– Уберите кошку, ей же больно, – сердито проговорил Гийоме.

– Мне не больно, – упрямо возразила Амалия. Поглядела на свою левую руку и увидела, что та вся забинтована.

– Вы помните, что с вами произошло? – спросил Шатогерен.

Амалия собралась с мыслями.

– Меня столкнули со скалы, – проговорила наконец. – С того же места, где… где упала мадам Карнавале.

– Вы видели того, кто это сделал? – вмешался Гийоме.

Амалия покачала головой:

– Нет. Он подошел сзади, я не успела его разглядеть.

– Значит, придется вызывать полицию, – заметил Севенн.

– Нет, – сказала Амалия, – не надо. Не надо

полицию.

– Вы не хотите заявлять о том, что на вас напали? – удивился Гийоме.

– Нет. Не хочу. Санаторию это не нужно, особенно после всего, что здесь произошло.

«И потом, – подумала Амалия с внезапно вспыхнувшей злостью, – я все равно его найду. Сама. Если, конечно, там был именно «он», а не «она». А если второе, найду ее».

– Я не могу пошевелиться, – проговорила баронесса. – Доктор, я хочу знать правду. У меня сломан позвоночник?

Гийоме покачал головой:

– Нет. У вас сломана левая рука и повреждено плечо, но мы наложили швы и бинты. Кроме того, вы ударились о воду, что далеко не так безобидно, как может показаться. Не говоря уже о том, что вода была не слишком теплая, но по последнему поводу я уже дал указания мадам Легран. Она будет следить за вашим состоянием.

– Пока вам надо отдохнуть, – добавил Шатогерен.

Кошка снова попыталась лечь на поврежденное плечо и жалобно мяукнула. Мадам Легран вполголоса стала просить посторонних выйти из комнаты.

– Шарль, останьтесь, – попросила Амалия. Затем обратила взор на поэта: – И вы тоже. Я хотела у вас спросить… Шарль, вы его убили?

– Кого?

– Карела Хофнера.

Офицер с поэтом обменялись растерянными взглядами.

– Госпожа баронесса, – вмешалась мадам Легран, – вам лучше сейчас не говорить много.

– Я не собираюсь говорить, – возразила Амалия. – Я хочу лишь услышать, что произошло на дуэли. Хофнер не пришел? Он отказался от своего намерения? Или… – Она нахмурилась. – А где мой кузен Рудольф?

– Простите, бога ради, – сконфуженно начал Нередин, так как Шарль упорно молчал и не поднимал глаз. – Но… ваш кузен будет позже.

– Что это значит? – сердито спросила Амалия.

И поэт объяснил, что едва они вошли в здание санатория, как прибежала взволнованная Натали. Она собиралась уже выйти из комнаты, чтобы встретить вернувшихся, но случайно бросила взгляд в окно и увидела, как какую-то женщину, кажется, баронессу Корф, столкнули с обрыва. И все поспешили на берег. Шарль был в таком отчаянии, что едва не прыгнул в море, но Шатогерен, который, как всегда, оказался разумнее всех, велел ему не глупить, сбросил сюртук и жилет, спустился вниз по тропинке, подплыл к баронессе и вытащил ее на берег. Рудольф почему-то не спешил ему помочь и вообще вел себя как-то странно, и… В общем, Шарль немного погорячился. Но челюсть у графа фон Лихтенштейна не сломана, только на скуле будет синяк. Совсем-совсем небольшой.

– Вы ударили Рудольфа? – пролепетала Амалия, глядя на офицера во все глаза. – Бедный кузен… Он же не умеет плавать, так что все равно не мог бы ничем помочь!

Шарль изменился в лице, схватил ее за здоровую руку, стал осыпать ее поцелуями и твердить, что он ничего не имеет против немецкого кузена… но его поведение… да любой порядочный человек на месте шевалье заподозрил бы, что с ним нечисто.

– Наверное, у меня нервы были не в порядке после дуэли, – проговорил он извиняющимся тоном. – Всякое мне приходилось видеть, но то, что там случилось…