Похитители грез
Шрифт:
— Адам…
— Я не нуждаюсь в твоей мудрости, Гэнси, — продолжал он. — Мне не нужно, чтобы ты был моей сиделкой. Я попал в Аглионбай без тебя. Я получил Блу без тебя. Я пробудил энергетическую линию без тебя. Я не приму твою жалость. — Теперь, наконец, Гэнси молчал. Было что-то очень далекое в его глазах или в линии губ, или в подъеме подбородка. Он больше ничего не говорил. Он только слегка тряхнул рукавом, который удерживал Адам, позволяя складкам разгладиться. Его брови были сведены, как будто действие требовало большей части его внимания.
А затем он оставил Адама стоять в коридоре.
Зеркало рядом с Адамом
Глава 37
Это был сон: сидеть на пассажирском сидении Митсубиши Джозефа Кавински, аромат аварии цеплялся за одежду Ронана, приборная панель в белом орнаменте.
Кавински с исхудалым и диким лицом, отвратительно соблазняющая лирика, которую выплевывали динамики, покрытые венами верхушки суставов на коробке передач. Запах в машине был сладким и незнакомым, ядовитым и приятным, таким, как, Ронан всегда думал, пахла марихуана до того, как он приехал в Аглионбай. Даже ощущение гоночных сидений было незнакомым; они удерживали плечи Ронана и всасывали его ноги куда-то глубоко, словно ловушка. Каждый удар на дороге тут же резко отдавался прямо в кости Ронану. Прикосновение к рулю — и их бросало то в одну сторону, то в другую. Это было похоже на автомобиль, созданный для добычи пищи и произведения беспокойства.
Ронан не знал, любит он это или ненавидит.
Они не разговаривали. Ронан, в любом случае, не знал, что он мог бы сказать. Такое ощущение, будто что угодно могло бы случиться. Все его секреты вроде бы оказались в опасной близости от поверхности.
Кавински гнал из Генриетты, мимо Диринга, в никуда. Дорога из четырехполосной превратилась в двухполосную, и чисто черные деревья давили на матовое черное небо над головой. Ладони Ронана вспотели. Он наблюдал, как Кавински переключает передачи, пока они ползли по извилистой проселочной дороге. Каждый раз, когда он включал четвертую скорость, он пропускал сладкое место. Не мог же он не чувствовать, как в этот момент провисал автомобиль?
— Мои глаза прямо тут, дорогуша, — сказал Кавински.
С презрительным шумом Ронан откинул голову на сидение и всмотрелся в ночь. Теперь он мог сказать, где они были; они находились рядом с площадкой для ярмарки, где проводилась кайфовая вечеринка. Этим вечером огромные прожекторы были темными, единственным свидетельством ярмарки были флаги, по которым пробежались фары. Они оказались на свету всего на мгновение, словно выцветшие призраки флагов, а затем ничего, кроме поросли, так как Кавински двигался по заросшей гравийной дорожке перед ярмаркой.
Через несколько ярдов Кавински остановился. Он взглянул на Ронана.
— Я знаю, что ты.
Это было подобно аварии. Подобно пробуждению после сна. Ронан застрял во льдах, уставившись на него в ответ.
Митсубиши смотрела прямо, где дорога превращалась в безграничную поляну. В свете фар Ронан заметил другую белую машину, припаркованную впереди. Когда они подобрались ближе, огни осветили огромный спойлер на багажнике, а потом появилась часть ножа, нарисованного сбоку. Это была другая Митсубиши. На какой-то момент Ронан подумал, что это, может быть, та, старая, каким-то чудесным образом плохое освещение скрыло ее повреждения. Но затем фары выхватили другую машину, припаркованную рядом с этой. Этот второй автомобиль тоже был белым и с огромным спойлером. Другая Митсубиши. Нарисованный нож показался на затененной стороне.
Кавински продвинулся вперед еще на несколько футов. Теперь в поле зрения попадал третий автомобиль. Белая Митсубиши. Они продолжали ползти вперед, полевая трава шелестела по низкому бамперу. Другая Митсубиши. Еще одна. Еще одна.
— Золотая рыбка, — сказал Кавински.
Было бы не то же самое.
Но эти были тем же самым. Десятки и десятки — теперь Ронан видел, что Митсубиши были припаркованы, по крайней мере, в два длинных ряда — одинаковых машин. Только они не были совсем уж одинаковыми. Чем дольше Ронан смотрел, тем больше различий он видел. Крыло больше здесь. Забрызганный изображенный дракон там. У какой-то были странные фары, которые обхватывали весь перед машины. У какой-то фар не было вовсе, только чистый кусок металла там, где они должны бы быть. Некоторые были немного выше, другие — чуть длиннее. Один автомобиль имел только две двери. А еще один — вообще ни одной.
Кавински добрался до конца первого неровного ряда и повернул к следующему. Там стояло, должно быть, больше сотни машин.
Это не было возможно.
Ронан сжал кулаки. Он произнес:
— Думаю, я не единственный, у кого сны повторяются.
Потому что, конечно, все это было из головы Кавински. Как поддельные водительские права, как кожаные браслеты, которые он дал Ронану, как невероятные вещества, за которыми его друзья проделывали многочасовой путь, как и каждый невозможный фейерверк, что он запускал каждый год на Четвертое Июля, как любая подделка, благодаря которой он был известен в Генриетте.
Он был Грейвореном.
Кавински потянул ручной тормоз. Они были белой Митсубиши в мире белых Митсубиши. Каждая мысль в голове Ронана казалась частицей света, исчезающей до того, как он мог бы ее удержать.
— Я же говорил, чувак, — сказал Кавински. — Простое объяснение.
Голос Ронана был очень тихим.
— Машины. Целая машина.
Он никогда даже не представлял, что такое возможно. Он никогда даже не думал о попытке достать что-то большее, чем ключи от Камаро. Он никогда даже не мыслил о ком-то, кроме себя и своего отца.
— Нет… мир, — ответил Кавински. — Целый мир.
Глава 38
После того, как вечеринка сошла на нет, Гэнси выбрался на заднюю лестницу, избегая своей семьи. Он не знал, где был Адам — предполагалось, что тот будет спать в старой комнате Гэнси, а гости его матери займут все другие свободные комнаты — и он не искал его.
Гэнси должен был спать на диване, но сегодня у него не будет сна. Так что он тихо вышел во внутренний сад.
Вздохнув, он присел на край бетонного фонтана. Здесь было много тонкостей и чудес английского сада, но большинство из них терялось после наступления темноты. Воздух был насыщен ароматом самшита, гардении и китайской еды. Единственные цветы, которые он мог видеть, были белыми и сонливыми.
Его душа внутри была ободранная и избитая.
То, что ему было нужно, это сон, чтобы этот день можно было бы закончить и начать новый. То, что ему было нужно, это способность выключить воспоминания, чтобы он смог прекратить проигрывать ссору с Адамом в голове.