Поход клюнутого
Шрифт:
– Несварение их гнетет, от обильной пищи. – Капитан дал отмашку своей команде, и полуголые матросы забегали по палубе, как клопы по потолку.
– Производственные риски. – Бинго похлопал себя по подведенному животу. – Кстати, как у нас на сей счет? Полный пансион или можно паниковать, огорчаться, ловить рыбу и жрать лося, для этих целей осмотрительно припасенного?
– Милости прошу к командному котлу, но утреннюю трапезу вы пропустили, а для дневной еще не время.
– И за тиятр ничего не причитается?
– Прекрати попрошайничать, Бинго! – Торгрим бросил на скуксившегося гоблина уничижительный взгляд. – Мы и потерпеть можем. А кстати, можем и помочь, потянуть веревки, поворочать деревяшки, эти вот простыни на большом столбе расправить
– Ничего не умеет, но за все берется, – мстительно сдал дварфа Бинго. – Не давайте ему простыни расправлять, пусть лучше расскажет, как с дерьмовой статуей воевался.
– Шел бы ты, барон. Давай мне уже штаны с кружевами, буду стираться. Найдется ли у вас мыло какое или хоть глина, капитан?
– Найдется. – Капитан кивнул в сторону ведра с тряпкой. – Можете заодно палубу надраить, ежели вам это не зазорно.
– Труд зазорным не бывает, – откликнулся Торгрим охотно. – Бинго!
– Труд бывает всяким, – возразил Бинго. – Какая она, эта ваша Палуба? Имя, по-моему, оркское, но средь них бывают ух какие занятные, хотя и с мускулами, – надраю так, что век помнить будет!
– Ты стоишь на ней, странный попутчик.
– Стою я на ногах, командир, а под ногами... эй, погоди-ка. Это чё, пол мыть?
– На нашем моряцком диалекте это «драить палубу». Коли уж вы такие сговорчивые, извольте на посудине правильными словами пользоваться! Такая у нас примета – говорить по-сухопутному – значит беду накликать.
– Вот так меня и в родном клане валтузили, когда в печали на эльфийский жаргон переходил. А нет ли работки более достойной такого, как я, записного аристократа и видного воителя?
– Извини, порвенирские отщепенцы для битья как раз кончились. Не хочешь помогать, так хоть под ногами у команды не путайся.
– А вот за это я возьмусь!
И Бинго правда взялся за поручение с большим усердием – похлопал Рансера по холке, сгрузил с пошатывающейся невезучей клячи Торгримов тюк, забрался на груду ящиков на носу, стянул с себя панцирь, а потом и безрукавку, надвинул колпак на глаза и растянулся во всю длину под солнышком, добирать упущенные сны.
Торгрим же, удостоверившись, что источник треволнений переведен в спящий режим и следить за ним в кои-то веки не надо, принялся наверстывать упущенное. Подтащил лошадям ведра с водой, переоделся в вытащенные из Бингхамова мешка маговы бархатные портки, подкрутив им штанины; наскоро простирал в мыльной воде свой одежный гарнитур и развесил сушиться на борту; снова вернулся к лошадям, подвесил им торбы с овсом, своему пони скормил добавочно пару заначенных сухарей за долготерпение; наконец, добрался до обозначенной капитаном тряпки и принялся добросовестно натирать ею палубу, хотя вот уже давным-давно не видел поверхности чище. Разве что в «Ресторацио», но зачем сразу о грустном? Невольно напрашивается представление, чем для аккуратного кораблика может кончиться случайный извоз.
– Может, потом еще якорь поточишь? – с уважением предложил капитан, на которого предприимчивость пассажира произвела сильное впечатление.
– Хоть чего, – откликнулся дварф блаженно. – У нашего народа всяк созидательный труд в чести.
– Впрочем, якорь и так точен недавно, – устыдился капитан, отметив, как под лапищами Торгрима трещат и прогибаются доски палубы. – Отдыхай, что ли, неловко как-то... вы ведь пассажиры оплаченные. Однако попрошу вас обоих к вечерней заре быть готовыми, при оружии и в доспехах. Я ведь говорил уже про троллиный мост? Вот как раз проплывать будем. Тролль там живет всего один, но древний, матерый – Йоз его знает, откуда и когда эта образина взялась, но такой на палубу если вздумает прыгнуть – пиши пропало. Падок он до пряников, так мы нарочно везем целый мешок, и до сей поры всегда проносило – лапу свесит, мешок подцепит, и плыви дальше. Но мало ли чего ему в голову взбрести может, зубы там заболят или захочется чего остренького.
– Так зачем доспехи-то надевать? Чтоб тонуть лучше, если он баржу
– Нашу старушку не очень-то потопишь, хорошо держится. Но если вдруг биться придется, я своих голых предпочту в ближний бой не бросать – они, может, в тавернах кружками швыряться и горазды, но с чудищем рубаться – удел не простых моряков, а таких вот, – капитан повернулся в сторону мерно вздымающегося зеленого брюха Бингхама, – странствующих героев.
– Справедливо, – рассудил Торгрим. – Ежели взамен пообещаешь подать вечернюю трапезу допрежь моста, то так и сделаем. А то из него плохой герой, когда в брюхе урчит – ноет, жалится, как отставной каптенармус.
Подумал еще, не стоит ли в виду моста привязать Бинго веревкой и вывалить за борт, чтобы несомая им аура безобразия до тролля не дотянулась, но припомнил, что всякое над гоблином насилие только усиливает его защитную реакцию, и со вздохом эту идею оставил.
Прежде чем отбыть к отдыху, Торгрим спросил у капитана какого ни на есть железного лома, выбрал увесистую блямбу и, приткнув походную наковаленку в щель между досок, наклепал Бингхамову мечу новое навершие. На стук молотка сбежалась вся команда – где еще посмотришь на работу натурального дварфа, суеверий-то на эту тему множество! Кто говорит, что сбегаются земные духи и знай водят хороводы, отчего металл сам меняет форму, где надо прирастает, а где надо разделяется, в то время как самый мастер-кузнец лежит себе, как шейх в гареме, и ковыряет в носу, если не где похуже; кто слыхал из верных источников, что дварф-коваль надевает колдовскую шапочку и стоит, прострав руки над работой, а молот и клещи под этими дланями порхают, стукают и цепляют, что положено... в общем, много всяких вариантов обсуждается. Но Торгрим всех расстроил – молоток держал своею рукою и так ею стукал, что каждый ящик на палубе в воздух подскакивал, как будто и происходил бородач не из таинственного подземного племени, а из ближней деревни Кукуево. Расстроил, право слово, команду, рассказать за кружкой будет не о чем – придется опять новое выдумывать, чтобы за чистую правду ценители романтических вариантов вралями не выставили.
Закончив с кузнечной работой, дварф засунул меч лезвием в пустую бочку, чтобы Бинго спросонья не порезался, постелил себе походное одеяло, выбрав на всякий случай уголок подальше от гоблина, и тоже пустился исследовать царство Морфея [13] .
Долго ли, коротко ли продолжалось плавание – нашим героям отследить не удалось, но когда из корабельного котла сытно пахнуло пшенной кашей, Бинго проснулся сам, не нуждаясь в побудках; подскочил, как у него принято, с паническим воплем, отчего один из матросов свалился со шпангоута за борт, а капитан, игравшийся с новым компасом, в тщетных попытках его откалибровать, упустил драгоценную побрякушку и насилу изловил ее на пути к свободе.
13
На самом деле никуда он не пускался, а просто задрых, как у него принято, без задних ног и каких бы то ни было сновидений (на заре времен дварфийские боги, известные своей твердолобостью, наотрез отказались подписываться на сновиденческий сервис, и не сказать, что слишком много потеряли, с учетом качества исполнения последнего), но невозможно же позволить видному персонажу совершить подряд сразу две банальности.
– Что еще стряслось? – сипло спросонья осведомился Торгрим. – Уже тролль?
– Еще и тролль?! – Бинго кувыркнулся с ящиков и распластался под ними на палубе. – Вы чё, сговорились против меня?
– Мы против тебя поврозь. Чего опять орешь, будто тебе причиндалы оттяпали?
– Как в воду глядишь! Потому и ору, что снится такое. – Гоблин с трудом уселся и отер пот со лба. – Что иду я по ковровой дорожке и всем улыбаюсь, и все хорошо, и вокруг народу много, и все мне рады...
– Воистину страшное наваждение.