Походный барабан
Шрифт:
Когда он ушел, ближе, чем в караулке, никого не осталось. Я съел скудный ужин, потом взобрался на подоконник — и продолжал отчаянно трудиться. Бежать сегодня ночью или умереть завтра; умереть на скалах внизу, рискнув жизнью ради свободы, или быть задушенным, как баран.
Схватившись за самый расшатанный стержень, я толкнул его вперед с бешеной силой, и что-то подалось. Камень заскрежетал, и я толкнул снова. Нижний конец прута высвободился; верхний выскользнул из гнезда. Теперь я держал в руках железный стержень длиной в три фута, чуть сужающийся с одного конца. Через час был выломан и второй прут.
Высунув голову в окно, я взглянул в широкий, невероятно огромный простор. Камера, где меня держали, находилась в строении, сооруженном на каменной вершине утеса, но под ней простирался отвесный обрыв высотой не меньше двухсот футов, а затем скалу рассекали несколько трещин, которые, как мне казалось отсюда, тянулись по утесу до самого основания.
Разглядывая стену под окном, я тщательно запоминал все бугорки и выступы, которые могли послужить опорой для пальцев. Снова спустился в камеру, попил ещё воды, а потом прилег, чтобы немного вздремнуть. Через час, быть может, мое тело будет валяться внизу на камнях, изломанное и окровавленное; но я никогда не буду задушен прислужниками принца Ахмеда.
Проснувшись, я прополоскал рот несколькими оставшимися каплями воды, потом забрался на подоконник и вылез через окно, ногами вперед. Держась за край, стал нащупывать пальцами ног тонкую, как волос, кромку камня, на котором стояла постройка, и нашел её.
Я всегда отличался ловкостью и любил лазать по скалам, но сейчас понимал, что мне предстоит самый трудный спуск из всех, когда-либо совершенных в жизни.
К моему поясу были привязаны два железных прута из оконной решетки. Держась за окно лишь одной рукой, я свесился пониже и глубоко всадил один из прутьев в трещину стены.
А потом выпустил подоконник и в падении ухватился за железный прут обеими руками. Если он выскользнет или камень раскрошится… но ничего не случилось. Порыв ветра толкнул мое тело; послышался далекий громовой раскат. Палец ноги нащупал трещину. Придерживаясь левой рукой за верхний прут, я перегнулся вниз и всадил в неё второй.
Ниже по утесу сползала вертикальная трещина шириной фута в три, но глубиной не больше нескольких дюймов. Медленно, осторожно, передвигаясь от одной опоры к другой, пользуясь где можно вторым железным стержнем, вынутым из щели, — первый пришлось оставить наверху — добрался я до этой трещины.
По камню вокруг меня ударили капли дождя, и порыв ветра, сильнее первого, рванул одежду. Упершись подошвой одной ноги в край трещины позади меня, а коленом — в другой край, впереди, осторожно действуя руками, я начал спускаться.
Несколькими футами ниже трещина ушла глубже в скалу, так что удалось упереться в задний край ещё и плечом. Таким вот образом, используя приемы, которым научился в детстве, карабкаясь по скалистым берегам, я спустился не меньше чем на шестьдесят футов. Здесь нашел хорошую опору для ноги и отдохнул немного, а ветер с дождем хлестали по спине и плечам. Скала прямо подо мной была гладкая как простыня, без малейшей опоры для руки или ноги. Однако внизу её мне удалось разглядеть при вспышках молний выступ шириной в несколько дюймов — край второй каменной плиты, перекрывавшей ту, на которой я переводил дух.
Я осторожно выбрался на гладкую поверхность, распластавшись по скале. Потом отпустил опору и заскользил вниз. На миг меня охватил панический ужас при мысли об огромной глубине подо мной и о том, что случится, если я промахнусь и не попаду на выступающую кромку или не сумею задержаться на ней.
Пытаясь тормозить локтями, коленями, пальцами ног, всем телом, я скользил, быстро набирая скорость. Цепляясь за камень, чтобы как-то замедлить скольжение, сорвал ноготь — боль была пронзительная, но тут пальцы ног натолкнулись на узкую кромку, и лишь вес тела, прильнувшего к скале, не дал мне перевернуться и полететь вниз.
Вцепившись в камень, я отогнал прочь свои страхи и постарался дышать медленно, глубоко втягивая в легкие прохладный воздух. Он с хрипом врывался в глотку, а я ждал, стремясь успокоиться и подготовиться к следующему испытанию, ожидающему меня впереди.
Я не представлял себе, намного ли спустился, но теперь уже возврата не было, нельзя было и остановиться. Внизу лежало спасение и свобода; но рядом со мной на скале выжидала смерть.
Полочка шириной в несколько дюймов, на которую опирались мои ноги, тянулась поперек скалы и, кажется, имела небольшой уклон вниз, так что я, вжимаясь всем телом в камень, двинулся вдоль нее.
Время как будто остановилось.
В некоторых местах выступ суживался до одного дюйма. Потом он снова расширялся; и вдруг я обнаружил, что оказался в неглубокой пещерке, выдолбленной ветром и дождем. Здесь хватило места, чтобы сесть, что я и сделал с радостью; но сначала взглянул вверх, дожидаясь вспышки молнии. Наконец полыхнуло, и я увидел, что нахожусь не более чем в ста пятидесяти футах от моей камеры!
Только совершенная безвыходность моего положения и сознание, что я не могу оставаться там, где нахожусь сейчас, заставили меня двинуться дальше.
Не в моем характере покорно ждать смерти или поддаваться отчаянию. Где-то томится в плену мой отец, если он ещё жив, и я должен освободить его…
Посасывая раненый палец, я рассматривал скалу. Потом, используя одну за другой драгоценные опоры для рук, стал спускаться. Дважды попадались узкие вертикальные трещины, «камины», по которым удалось спуститься, хоть и недалеко. Один раз кромка камня хрустнула под ногой, и меня спасла только сильная хватка пальцев. В другой раз меня, повисшего над черной бездной, удержал сжатый кулак, заклиненный в вертикальной трещине. Чтобы свалиться в объятия смерти, стоило лишь разжать руку…
Дождь прекратился, но я заметил это не сразу — так сильно сосредоточился на своей цели. Гром ворчал в ущельях, как угрюмый медведь в пещере. Поверхность скалы стала грубее и была уже не такая скользкая. Я стал двигаться быстрее, но внезапно поскользнулся, сорвался и упал; голова с маху ударилась о камень.
Полуоглушенный, я несколько минут лежал, прежде чем смог перевернуться и, шатаясь, как пьяный, поднялся на ноги. Блеснула далекая молния, и я огляделся, ища путь вниз… но пути вниз не было. Я стоял в русле высохшего ручья!