Походный барабан
Шрифт:
Глухой рокот, донесшийся сверху, предупредил меня о приближении паводка, и я, спотыкаясь, перебежал русло и вскарабкался на противоположный берег — как раз вовремя.
Бледный желтый свет подкрасил края облаков на востоке. Теперь — к розовому дому, за моим конем!
Я спускался по обрыву всю ночь.
Предплечья у меня были ободраны, кожа вся в порезах и ссадинах. Колени — в таком же состоянии, и идти было больно. Ныла глубокая ссадина на голове, и из неё сочилась кровь, но сильнее всего болел палец с сорванным ногтем.
В голове билась толчками тупая, тяжелая боль, но я был внизу.
Я был свободен!
Глава 17
На восток я бежал, на восток, верхом на быстроногом Бербере, и прежде чем солнце достигло полудня, добрался до гор и въехал в неровную, труднопроходимую местность. Это была земля обнаженных скал, зубчатых гребней, величественных пиков и природных твердынь, которые вовеки не покорятся человеку, — неприступность их превосходила всякое воображение.
Пот струйками стекал по телу, раздражая кровоточащие раны, голова под беспощадным солнцем пульсировала от боли. Я нигде не мог найти воды, а в седельных сумках оказалось лишь немного пищи. Но единственным спасением для меня было затеряться в пустынных горах, имеющих мрачную славу, — по слухам, здесь скрывались разбойники.
Незадолго до заката солнца послышался звон колокольчика.
Проезжая по усыпанному камнями склону, я натолкнулся на козий помет и следы крохотных копытец. Поднялся на гребень — и увидел стадо прямо перед собой. Не меньше двух сотен коз, охраняемых тремя мужчинами и двумя огромными свирепыми собаками.
И ещё с ними была девушка.
Она сделала несколько шагов навстречу мне и остановилась, расставив крепкие ноги; ветхую юбчонку трепал ветер. Ее нечесаные волосы растрепались, но в глазах и повадке сквозила очаровательная дерзость, а тонкая ткань обрисовывала такие линии тела, что у меня пересохло во рту и сердце застучало, как барабан.
Она стояла на месте, пока я предоставил Берберу выбирать путь между россыпями камней. Мужчины кричали ей что-то, но, поскольку она не двигалась, оставили коз и направились к ней — и ко мне.
Все они были вооружены и поглядывали на моего коня и скимитар так, словно уже владели всем этим. Ну, а я точно так же посматривал на девушку.
— Что тебе нужно? — дерзко спросила она.
— Еды и вина, — ответил я, позволив своим глазам говорить более красноречиво, чем языку, — и, может быть, места, где можно спокойно отдохнуть.
Девчонка надменно глянула на меня из-под длинных ресниц:
— Еду и вино ты можешь получить. А что до покоя, то здесь вряд ли его найдешь!
Я вынул ногу из стремени и предложил:
— Поедем?
Она взглянула на меня, потом вскинула голову и, опершись босой ногой на стремя, поднялась на коня рядом со мной. Я обхватил рукой её талию.
— Который из них твой мужчина? — спросил я.
— Из этих-то? — переспросила она презрительно. — Никто! Куда им! Хотя каждый хотел бы. Они боятся моего отца.
— Глупцы.
— Погоди… — взгляд её стал холодным. — Ты ещё не видел моего отца.
Пастухи все втроем закричали ей, чтобы она сошла с коня, но девушка обругала их — обругала со злостью и выразительностью. Я подумал, что она моложе, чем выглядит; но сколько б ей ни было лет, это дикая кошка… впрочем, такая, которую стоило бы приручить.
— Слезай! — закричал высокий парень, похожий на случайного отпрыска какого-нибудь вестготского воина. — Слезай! Или я вышибу его из седла!
— Попытайся, — предложил я, — и я тебя растопчу конем.
Он свирепо уставился на меня, но вся смелость его уже вышла криком. Рука моя лежала на рукояти скимитара, а Бербер стоял в двух скачках от парня, и был он из тех коней, что срываются в галоп прямо с места.
Если бы пастух только начал поднимать лук, я прирезал бы его, как свинью, которой он, в сущности, и был; однако свинья эта была достаточно мускулистой, и я начал раздумывать, как же должен выглядеть отец этой девчонки. Похоже, мне предстоит это выяснить.
Она указала на торную тропу, и мы двинулись по ней; Бербер насторожил уши и ускорил шаг. Минуту спустя мы свернули в красивую зеленую долину, совершенно скрытую голыми холмами. На дне её небольшой пригорок венчали обнесенные стеной руины — старый замок, кое-как приведенный в порядок.
Когда мы подъехали к воротам, из них вышел самый крупный человек, какого я когда-либо видел. Он оказался на полторы головы выше меня и почти в полтора раза шире. Руки у него были громадные, глаза свирепые. Он носил бороду, а волосы свисали до плеч, черные, как вороново крыло.
Меня великан удостоил лишь беглого взгляда, но на Бербере и скимитаре его глаза задержались значительно дольше.
— Слезай оттуда! — гаркнул он на девушку, словно та была за два поля от него.
Она собралась повиноваться, но я намеренно придержал её, притянул к себе и легонько поцеловал в щеку.
— Отец тебя убьет! — прошипела дикарка, потом спрыгнула на землю и не спеша удалилась — все с тем же поразительно дерзким видом.
Он быстро шагнул ко мне, потянувшись к уздечке. Заставив Бербера отпрянуть в сторону, я вынул меч:
— Убери-ка руки, друг великан, или станешь одноруким великаном…
Гигант второй раз взглянул на меня. Это был грубый, злобный человек, он привык, что люди его боятся, и потому не сразу нашелся с ответом — а я тем временем спокойно продолжил:
— Я не ищу приключений. Твоя дочь была настолько любезна, что пригласила меня поесть и попить. Если ты дашь мне это, я уеду своей дорогой.
Он помолчал — за это время я смог медленно посчитать до десяти — потом сказал:
— Слезай. Заходи.