Походный барабан

Ламур Луис

Аль-Идриси мне понравился. Великий мусульманский географ собрал множество сведений об отдаленных уголках земли, которых не было в других книгах. Арабы благодаря паломникам, стекавшимся в Мекку со всех концов света, имели великолепные возможности собирать описания земель и вод, стран и народов.

Время шло, и беспокойство мое возрастало. Принц Ахмед не допустит, чтобы я оставался в живых. Гордость ему не позволит. Рано или поздно придет роковой приказ.

Когда поблизости не было стражи, я часто хватался за нижний край

окна и подтягивался вверх, пока не удавалось выглянуть через решетку. Все, что мне удавалось увидеть, — небо да иногда плывущее по нему облако. Однако мало-помалу я изучил все три стержня решетки.

Они были заделаны в каменный проем окна ближе к наружному краю, чем к внутреннему. А поскольку замок относился к самым ранним вестготским временам и долгие годы стена подвергалась воздействию дождей, то камень на наружной кромке мог выветриться и потерять прочность. Оказалось, что один из прутьев чуть-чуть шатается в гнезде, так что частью моих упражнений, ежедневной работой стало расшатывание этого стержня. Попытавшись его повернуть, я обнаружил, что иногда удается выкрошить обломки — мелкий песок, который сам по себе можно было использовать для истирания камня.

Время от времени я вливал в отверстие несколько капель воды или мочи, и, поскольку силы у меня было больше, чем у среднего человека, я надеялся, что со временем смогу выдавить наружу нижний конец стержня, выломав оставшийся тонкий слой камня.

Другие стержни сидели прочно, но край одного гнезда был очень тонок, и, если удастся вынуть первый стержень и использовать его как рычаг…

На страже в этот день стоял худощавый, тонкий, как нож, человек со впалыми щеками и выступающими скулами. Он был воином и выглядел, как воин.

Несколько раз я пытался втянуть его в разговор, но безуспешно, пока однажды не выразил надежду, что за моим конем присматривают.

— Это за Бербером в яблоках? Может быть, когда тебя убьют, его отдадут мне.

— Такой человек, как ты, поймет, что это за конь, — согласился я.

В его поведении что-то изменилось. Он, по-видимому, начал испытывать ко мне что-то вроде дружеского расположения. Мы продолжили беседу о лошадях, а потом перешли к верблюдам. Бербер был человеком пустыни, и ему явно доставил удовольствие мой интерес к этим животным. Я знал о них немного от Гассана, слуги Иоанна Севильского.

Не прошло и часа, как мне удалось кое-что выяснить. Замок, где я был заключен, стоял в отдалении от Кордовы, на уединенной скале, и стены его со всех сторон, кроме одной, обрывались в глубокое ущелье. Это меня не испугало, потому что я с детства привык взбираться на высокие обрывы в моей родной Бретани. Высоты я не боялся и знал, как использовать каждую малейшую опору для пальцев, каждую трещину, каждое углубление в камне.

У меня отросла борода; платье мое загрязнилось, и к нему, казалось, навеки прилипла солома, на которой мне приходилось проводить ночи. Однако

эта одежда ещё достаточно прочна, чтобы прикрывать тело, а в швы её зашиты драгоценные камни, оставшиеся от моей доли выручки за галеру.

В эту ночь, когда стемнело, я долго трудился над ослабленным стержнем — и над вторым тоже. Когда перед рассветом второй прут чуть-чуть сдвинулся, я лег спать.

Стражник принес еду и разбудил меня. В это утро он не был расположен к разговорам и старался на встречаться со мной глазами.

— Стало быть… пришел приказ?

Он раздраженно пожал плечами и затворил за собой дверь. Потом отчетливо произнес:

— Тебя задушат.

— Когда?

— Завтра.

— Можешь взять моего коня.

Когда он заговорил, в его тоне было что-то такое, чего я не мог постигнуть:

— А он уже у меня. Стоит в конюшне моего дома в деревне, с твоим седлом и с твоим оружием.

Он что, хвастается? Или пытается сообщить мне что-то?

— Подожди… Есть кто-нибудь поблизости?

— Никого.

— Я должен бежать. У меня есть алмаз. Помоги мне, и он будет твоим.

— Меня убьют. Принц Ахмед в ярости. — Он хихикнул: Говорят, что прекрасная супруга его во сне произносит твое имя…

У двери он помедлил:

— У тебя есть друзья, которые желают твоего освобождения.

— Азиза?

— Книги присылала не она… Но я не могу тебе помочь.

— Тебя просили об этом?

— Да.

— Кто?

— Не могу сказать, знаю только, что она очень влиятельна в некоторых кругах… Но даже её влияние бессильно против Ибн Харама и принца Ахмеда.

О н а?..

Я не знал ни одной женщины, кроме Азизы, которая могла бы желать мне помочь, вообще никого такого не знал. Разве что Иоанн Севильский… Но он вряд ли знает о моей беде.

Когда скуластый ушел, я не стал терять времени. По поведению тюремщика ясно, что он не будет убиваться, если я сбегу, — лишь бы обошлось без его вмешательства.

А кроме того — что смог бы сделать он или кто-нибудь другой? В коридорах полно людей, в наружном дворе тоже. Подкупить их всех невозможно, да и не рискнут они вызвать гнев Ибн Харама.

Подтянувшись к окну, я взялся левой рукой за один стержень, правой — за второй. И изо всех сил толкнул правый от себя.

Ничего не произошло.

Собравшись с силами, я оттянул правый прут назад, пока он не уперся в гнездо, — совсем крохотное расстояние, — а потом снова изо всех сил рванул его наружу. Так я трудился целый час, пока не взмок от пота и не ободрал колени и руки о каменную стену.

Стражник ещё раз принес пищу, но, если и заметил что-то, то не подал виду. Только проронил, выходя:

— Дважды узники пытались слезть вниз по этой стене; оба вдребезги разбились о камни внизу. Здесь до дна семьсот футов… Мой дом, — добавил он, — не из красивых, но он выкрашен в розовый цвет. Единственный розовый дом за стенами…