Похорони Меня Ложью
Шрифт:
Я потеряла счет тому, как долго я была заперта в этой дыре, но этого достаточно, чтобы мои настоящие корни начали проявляться. В прямом и переносном смысле. У меня не было возможности подкрасить корни волос черной краской, так что натуральный блонд уже начал проступать.
Я выгляжу сумасшедшей.
Как только меня снова вкатывают в общую зону, я начинаю высматривать странную женщину со вчерашнего дня, которая угрожала мне. Я также внимательно слежу за каждым проходящим мимо, кто выглядит как один из парней.
Я нигде не вижу ни одного из них, поэтому думаю, что
Она снова смотрит на меня. Перетасовывая карты, которые, как я теперь предполагаю, являются колодой таро, вместо обычной колоды карт. Любопытство берет верх надо мной, и я обнаруживаю, что отворачиваюсь от Стеф к пожилой женщине. Это борьба, попытка управлять собой одной здоровой рукой и одной рукой в гипсе, но я справляюсь. К тому времени, как я добираюсь до нее, я задыхаюсь, и на лбу у меня бисеринки пота.
Когда я подъезжаю, лицо пожилой женщины остается бесстрастным. Ее руки все еще перетасовывают колоду, когда она смотрит на меня. Костас ни разу не взглянула вниз, чтобы проследить за ее движениями. Она так искусна, что ей и не нужно. То, как она тасует, так аккуратно, не теряя ни одной карты, впечатляет. Особенно для пожилой женщины ее возраста. Руки у нее костлявые и обветренные. Возможно, у нее даже артрит, учитывая, что некоторые кости в ее руках торчат в странных направлениях. Можно подумать, что она не сможет тасовать так хорошо, как это делает из-за боли в руках.
Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но замираю, когда она внезапно перестает. Она вытаскивает несколько карт из колоды, переворачивая каждую, показывая картинки на них. Мои брови хмурятся, когда я смотрю вниз на карты, пытаясь понять, какой смысл за всем этим должен стоять. Она переводит взгляд на меня, и что-то в ее глазах заставляет меня остановиться. В них страх.
— Что? — спрашиваю я, быстро оглядываясь на карты.
— Духи говорят. Проводники предупреждают меня. Ты в опасности.
Скептицизм заставляет меня задуматься, но, несмотря на это, по моему телу пробегает холодок.
— Вы это поняли по картам? На них только картинки, — с сомнением бормочу я, рассматривая каждую.
Первая карта, взятая из ее колоды, — это человек, лежащий лицом вниз с мечами в спине, с десятью, если быть точной. На следующей карте у меня пересыхает в горле, когда я читаю единственное слово внизу под изображением скелета в доспехах верхом на лошади — Смерть. Следующая карта та, от которой у меня в животе вспыхивает паника. Изображение башни в огне и падающих людей. Под картинкой написано:
Башня. Следующая карта не нуждается в объяснении, поскольку я смотрю на иллюстрацию дьявола.
В частности, она берет две карты и поднимает их вверх, руки ее при этом дрожат. Я настороженно смотрю на каждую.
Одна из них карта с двумя обнимающимися людьми, называемыми Любовниками, а другая тот же жуткий образ дьявола, который читается, как Дьявола.
—
Я быстро оглядываюсь, но вижу только сумасшедших. Люди, которые потенциально могут быть опасны, но не обязательно хотят причинить мне вред. Между нами проходит мгновение, и я хочу спросить ее еще. Я хочу, чтобы она сказала мне, что видит, словно она какая-то чертова гадалка, но я усмехаюсь, когда вновь перевожу взгляд на карты.
Это не реально.
Она здесь не просто так. Очевидно, она не самый лучший человек, которого я могу использовать для получения достоверной информации или совета. Я отмахиваюсь от нее, заставляя себя улыбнуться, благодарная, когда Стеф подходит и начинает увозить.
На этот раз во время осмотра я присутствую достаточно, чтобы помнить, что делает доктор, но мой разум все еще блуждает, образы карт постоянно мелькают за моими веками, как предупреждения. Я все еще крайне расстроена своим очевидным чтением таро. Я никогда не верила в подобные вещи. Имею в виду, что это были просто карты с картинками. Как много может знать старая леди? Несмотря на все мои разоблачительные теории, я не могу не чувствовать, что она знает. И почему я вдруг почувствовала необходимость прислушаться к ее предостережению?
Часть меня хотела бы, чтобы она рассказала мне больше, или у меня хватило бы мужества задавать вопросы, но я стряхиваю это, отказываясь питаться безумием.
Я неловко вздрагиваю, когда доктор заканчивает осмотр. Снять гипс гораздо более раздражает, чем можно было бы подумать. И когда он все-таки снимается, я морщусь от того, какой тощей выглядит моя нога. После того, как я полностью освобождена от гипса на одной ноге, доктор избавляется от прутьев, которые встроены в гипс на моей левой ноге для бедра. Он, кажется, думает, что я быстро восстанавливаюсь, и хотя гипс не снимут в течение некоторого времени, он не хотел, чтобы мое тело становилось зависимым от металлических прутьев для поддержки. В конце концов мне нужно начать растягиваться и пробовать ходить с ходунками, помогая мышцам укрепиться.
Мое кислое настроение только ухудшается, когда меня вкатывают в кабинет доктора Астер. Последнее, что я хочу делать, это проводить время с доктором после того дня, который у меня был. Она, кажется, не удивилась, увидев меня, хотя я и не думала, что она удивится. Вероятно, это была ее идея. Чтобы доктор снял мне гипс, думая, что это сделает меня счастливой и более открытой для разговора с ней.
— Маккензи. Вы хорошо выглядите, — говорит она, опуская очки на переносицу и глядя на меня поверх горы бумаг.
Наверное, все это заметки о чьей-то чужой жизни, которую она хочет разрушить.
Я хрюкаю на ее неубедительную попытку заставить меня ответить ей. Я все еще упорно отказываюсь давать ей какие-либо слова, которые она может использовать против меня. Воспользовавшись этой неудачной встречей в свою пользу, я заглядываю в календарь позади нее, и моя грудь сжимается, когда я читаю месяц и дату.
Четыре недели.
Я пробыла здесь четыре адские недели, но мне показалось, что это больше, чем вечность.