Похороны викинга
Шрифт:
Четыре человека, игравшие в карты за столом, искренно возмутились моим поведением. Их восклицания выражали удивление, смешанное с неодобрением. Один из них встал и направился ко мне.
– Вам, может быть, не нравится атмосфера нашего гнездышка! – сказал он грубо и угрожающе.
– Совершенно верно, – ответил я и, внимательно осмотрев его, добавил: – Вы мне тоже не нравитесь, что вы мне на это скажете?
Я допускаю, что это было проявлением дурных манер с моей стороны. Я опустился до уровня этого сомнительного субъекта. Однако у меня не было другого выхода. Я никогда в жизни не был задирой и не собирался стать таковым, но еще меньше собирался стать человеком, который позволяет, чтобы его задирали. Христианское смирение отнюдь не относится к числу моих достоинств.
– Ого, значит, я вам не нравлюсь, – сказал он, наступая.
– Ни капельки, – сказал я, продолжая на него смотреть.
Я не мог точно определить, что он за тип. Он, конечно, не был рабочим и не мог быть загримированным принцем. Конторщик или приказчик, – решил я. Впоследствии я узнал, что он был мелким французским чиновником. Его фамилия была Вогэ, он сделал какое-то мошенничество, потерял права гражданства и пошел на пять лет в легион, чтобы «восстановить свою честь».
– Значит, вы хотите, чтобы окно было открыто? – спросил он, меняя тему разговора.
– Вы угадали, – ответил я.
– А если я хочу, чтобы оно было закрыто? – спросил он дерзко.
– Тогда придите сюда и закройте его, – ответил я самым не любезным голосом.
– А если мы все хотим, чтобы оно было закрыто?
– Тогда делать нечего. Если большинство хочет добровольно задохнуться в вашей вони, оно имеет на это полное право.
– Брось, носатый. Иди сюда, – крикнул один из игроков. Мой противник, ворча, удалился.
Я сел на ближайшую у окна койку. Потом положил голову на подушку, набитую соломой. Что будет дальше?
– Подымем потолок малость? – по-английски предложил мне сзади протяжный голос.
– Нет – сказал я. – Не стоит.
Мой собеседник лежал на соседней койке. Это был очень маленький, чисто выбритый человек с большим носом, выдающимся подбородком, ртом, похожим на капкан, и решительными серыми глазами.
– Как вы узнали, что я англичанин? – спросил я.
– Кто же еще? – медленно отвечал он. – Кровь с молоком… Франт… Я владею всем миром, откройте окна, раз я вошел… конечно, англичанин.
Я рассмеялся.
– Вы американец? – спросил я.
– Почему?
– Кто же еще? – протянул я, подражая его голосу. – Определенно… плевать на тех, кто владеет миром… презрение к немощным англичанам. Звезды и полосы… Смола и перья… Полнота чувств… конечно, американец.
Американец улыбнулся. Я никогда не слыхал, чтобы он смеялся.
– Хэнк, – сказал он, повернувшись к следующей койке. – Рядом со мной лежит англичанин, он поносит нашу бедную страну. Какая жестокость!
Огромный человек медленно оторвался от созерцания потолка, приостановил жевательные движения и торжественно взглянул на меня. Затем с глухим стоном упал на подушку.
– Убили моего партнера. Вот что вы сделали. У него слабое сердце… Впрочем, голова у тебя еще слабее, правда, Хэнк? – добавил он, повернувшись к своему приятелю, уже оправившемуся от потрясения и продолжавшему терпеливо жевать свою жвачку.
Хэнк, лежа на койке, выглядел семи футов длины, четырех – ширины и двух – глубины. Лицом он напоминал своего товарища, у него такая же дубленая кожа и такой же выдающийся подбородок. Но глаза его были более темного серого цвета, и волосы были черными, а не льняными. Они мне понравились, эти американцы.
– Он говорит, что ты страдаешь от полноты, Хэнк, – продолжал маленький американец.
– Нет, Бедди, я сегодня совсем пустой, – нежным голосом ответил великан. – Совсем. Я слегка страдаю, чужестранец, но не от полноты. Совсем нет. Наоборот.
– Не смей противоречить англичанину, – наставительно сказал маленький Бедди. – Это ему не нравится… мы тоже ему не нравимся. Умирай молча. Он не хотел вас обидеть, – добавил он, обращаясь ко мне. – Он три дня питается окурками и разучился говорить.
Я вытаращил на них глаза. Может ли это быть, чтобы они голодали? Лица у них были действительно истощенные. Необходимо их накормить, но как предложить, чтобы они не обиделись?
– Может быть, джентльмены позавтракают со мной? – почтительно спросил я. – Братство по оружию и так далее.
Два торжественных лица повернулись ко мне.
– Он назвал тебя джентльменом, Хэнк, – сказал наконец маленький. – Это не ругательство, он просто говорит с тобой по-английски… Ты слушай внимательно и старайся усовершенствовать свое мышление.
Тогда я напряг все мои лингвистические способности и произнес:
– Хэлло, слушайте, я решил наполнить вас, бродяг, доверху. Я могу вложить в это дело капитал, если вы снизойдете до принятия в свою компанию презренного британца.
– Ха, – сказал Хэнк, и оба сразу встали.
– Клади руку сюда, сынок, – сказал великан, протягивая самую огромную ладонь, которую я когда-либо видел.
Я взял его руку и попробовал ответить на его рукопожатие. Это было трудно. Когда я вслед за тем взял жесткую руку Бедди, я уже не был способен ее пожать.
– Где можно достать чего-нибудь? – спросил я. Бедди не сомневался в существовании полковой лавочки. Он не мог допустить, чтобы солдатам не помогали избавиться от лишних денег. Должна быть лавочка, и в ней всякая выпивка.
– Не могу пить на пустой желудок, – грустно заявил Хэнк. – Я становлюсь мрачным, если пью без закуски. А если лью в себя напитки после еды, то делаюсь добрым и хорошим. Сперва надо поесть.
– В лавочке должно быть и съестное, – предположил Бедди.
В этот момент дверь широко раскрылась и в комнату задом вошел солдат, державший в руках конец длинной доски, на которой рядами стояли миски. На другом конце доски был другой солдат. Войдя, оба гаркнули: «Суп!»