Похороны викинга
Шрифт:
Хэнк вскочил и через минуту сидел на своей койке с двумя мисками. Бедди проделал то же. Оглядевшись, я увидел, что мисок было больше, чем людей, поэтому я тоже схватил две штуки. Я не был голоден, и суп не был слишком аппетитным. Я старался не для себя. Когда я вернулся к своей койке, Хэнк уже прикончил одну миску и быстро опустошал вторую.
– Вот, – вздохнул он с облегчением, окончив вторую. – Для этого я и пришел в легион.
Я предложил ему одну из своих мисок.
– Нет, – сказал он. – Забудь.
– Стараюсь забыть, – уверил его я.
Он внимательно на меня взглянул.
– Я не голоден, – сказал я.
– Наверное? – спросил он, сомневаясь, но все-таки протянул руку.
– Я хорошо позавтракал час тому назад, – сказал я. – И к тому же я никогда не ем суп по утрам. Я взял миски для вас и для мистера… Как вас звать, мистер?
– Бедди, – ответил маленький американец и взял другую мою миску.
Хэнк проглотил третью порцию.
– Порядочный человек, – сказал он в мой адрес.
– Безупречный, – согласился Бедди, и я почувствовал, что они стали моими друзьями.
Огромный немец с мрачным лицом подошел к Хэнку.
– Ты сожрал три, – заорал он на исковерканном английском языке. – Я съел только одну. Ты вор!
– Правильно, немец, – подбодрил Бедди. – Дай ему как следует, пусть, он вернет лишнее.
Немец помахал перед носом Хэнка основательным кулаком.
– Не могу вернуть, – скромно сказал Хэнк. – Это не принято в хорошем обществе.
Немец стал наступать, но Хэнк положил на его гневное лицо свою огромную, жирную от супа пятерню и толкнул его.
Немец неожиданно сел на пол. На его лице выразилось крайнее изумление.
– Теперь я способен смотреть на вино, – сказал мне Хэнк, и мы вышли в коридор.
Громадный и мрачный квадрат двора был набит солдатами всех полков африканской армии. Тут я впервые увидел спаги, о которых нам когда-то рассказывал приехавший в Брендон-Аббас французский офицер.
Их шаровары были настолько широки, что выглядели юбками. Я думаю, что из одной их штанины можно было сшить целое дамское платье. Они носили пояса, состоявшие из нескольких метров широкой ткани. Чтобы надеть такой пояс, им приходилось просить своих приятелей держать его свободный конец и, приложив другой конец к животу, вращаясь, в него заворачиваться. Цветные жилеты, фески и широкие ярко-красные плащи дополняли их варварский костюм. Здесь были желто-синие стрелки, голубые африканские егеря, красно-синие зуавы, синие колониальные пехотинцы, саперы, артиллеристы и солдаты всех частей и родов оружия в самых различных формах. Вся эта разноцветная толпа находилась в непрерывном движении. Стоял страшный шум. По-видимому, наш форт был чем-то вроде военного отеля для солдат, едущих в Африку и из нее. Следуя по течению толпы, мы добрались до многообещающей горы винных бочек.
– Здесь не будет виски по доллару за стаканчик, – с грустью сказал Бедди, пробираясь к обитому цинком прилавку. (Действительно, здесь все пили кларет по три с половиной пенса за бутылку). – Ставь выпивку, друг, – добавил он.
– Они называют это вином, – вздохнул Хэнк. – Придется привыкать к жизни, полной лишений. – И осушил свою кружку.
– Это барское вино, дурак! – поучительно сказал Бедди и осушил свою.
Это действительно было превосходное вино. Много лучше того, за которое мы дорого платили в Оксфорде. Я не особенный специалист по части питья. Вино я рассматриваю отнюдь не как средство для утоления жажды.
Ощущение опьянения для меня определенно неприятно. Пить ради него, по-моему, бессмысленно. Все равно что вертеться на одном месте, чтобы добиться головокружения. Поэтому я так же мало склонен к чрезмерному потреблению вина, как и чрезмерному потреблению сыра, песочных пирожных или жареного хлеба.
– Приличное вино, – сказал я моим американским друзьям. – Но все же я не могу рекомендовать его в промежутках между блюдами.
Мои товарищи были вполне солидарны со мной. Свое мнение они, впрочем, обосновывали иначе.
– Да, – сказал Бедди. – По-видимому, в этих странах не разрешается употребление спиртных напитков.
Отвернувшись от прилавка, я увидел подходившего к нам человека в штатском. Я заметил его еще в казарме. Он был одет в потертый, плохо сидевший на нем синий костюм, бархатный берет и потрескавшиеся туфли. Белья на нем, по-видимому, не было.
Несмотря на свою сомнительную одежду, он выглядел военным. Его загорелое лицо было лицом солдата – твердым и сдержанным. Оно имело какое-то фамильное сходство с лицами, заполнявшими этот двор.
Подойдя к нам, он спросил по-английски:
– Рекруты легиона?
– Да, – ответил я.
– Может быть, вы хотели бы получить кое-какую информацию в обмен на одну бутылку вина? – заявил он с любезной улыбкой.
– Я буду очень счастлив, если вы с нами выпьете, – ответил я и положил на прилавок монету в два франка.
Он решил, что эти два франка предназначаются для него.
– Вы хороший товарищ, – сказал он. – Вероятно, из вас выйдет отличный легионер. Эта монета содержит в себе добрую дюжину бутылок. Спрашивайте, что вам угодно. – И он с изяществом поклонился мне и обоим американцам. Он, очевидно, был образованным человеком.
– Так, – сказал Хэнк. – Я хочу знать, когда мы получим нашу следующую еду.
– Можем ли мы выйти из этой дыры в город, чтобы выпить? – спросил Хэнк.
– Вы получите суп, кофе и хлеб в четыре часа дня. Выходить из форта вам никуда не разрешат, пока не придет время отправить вас на пароходе в Оран, – быстро ответил он.
Американцы были недовольны.
– А когда нас отправят? – спросил я.
– Завтра с почтовым пароходом, если только не будет послезавтра военного транспорта, – ответил наш новый знакомый.
– Предположим, что у меня есть приятель, записавшийся в легион дня на два раньше меня. Где может он быть сейчас? – спросил я.
– В форту Святой Терезы в Оране, – ответил он. – Завтра или послезавтра его отправят в Саиду или в Сиди-Бель-Аббес. Вернее, что в Сиди.
– Вы ходячий энциклопедник, – сказал Бедди несколько неодобрительно.
– Я могу рассказать вам все о легионе, – ответил наш информатор на своем великолепном английском языке с легким иностранным акцентом. – Я уже отслужил там пять лет и теперь возвращаюсь на второй пятилетний срок.