Похороны викинга
Шрифт:
Хэнк и Бедди пили вдвое больше любого из присутствующих и оставались молчаливыми зрителями. По их лицам было видно, что они не понимают, из-за чего поднялся весь этот шум и почему «бедные чужестранцы» волнуются.
– Можно бы подумать, что они выпили лишнее, – заявил наконец Бедди, на что Хэнк ответил:
– Делают вид, что это виски. Виски им не дают. Стараются поднять настроение и играют в пьяных.
Мы веселились до тех пор, пока во дворе не прозвучал сигнал. Тогда, обнявшись и с песнями, мы пошли в казарму. Когда я раздевался, сидя на своей койке, Бедди подошел ко мне и спросил:
– Не все деньги пропустил?
– Конечно нет, партнер, – ответил я. – Если хочешь…
– Ни черта не хочешь, – оборвал он меня. – Если остались деньги, засунь их в подушку и завяжи наволочку или засунь во внутренний карман жилета и спи на них…
– Едва ли это необходимо, – сказал я. – Не стоит обижать товарищей подозрительностью, знаешь…
– Воля твоя, друг, – ответил Бедди. – Клади их на видное место. Пусть их заберет мистер Умнара Тарара Каскара Саграда. – И он многозначительно взглянул на Болдини, лежавшего одетым на своей койке.
– Глупости. Не такой уж он прохвост, – сказал я.
– Хуже, – ответил Бедди и ушел.
Я разделся, положил деньги под подушку и накрылся грязным одеялом. Я долго не мог уснуть и думал об Изабель, о Брендон-Аббасе и о странной и страшной судьбе «Голубой Воды». Это было только неделю тому назад… Только восемь человек, и кто-то из них был вором… подлым и гнусным вором… Где сейчас Майкл и Дигби? Вместе ли они? Может быть, через сорок восемь часов я с ними встречусь на пути к славе, который, по словам Болдини, ведет к неизбежной смерти… Я заснул.
Утром меня разбудил пронзительный сигнал горниста.
– Вставать, вставать, – кричал стоявший в дверях капрал. Покричав, он повернулся и ушел.
Одевшись наполовину, я засунул руку под подушку. Моих денег там не было.
«Ограбили… прохвосты», – я испытывал бешенство и тошноту.
– Вот твои деньги, – сказал сзади меня голос Бедди. – Я решил присмотреть за ними, ты слишком здорово храпел… Так и вышло: в четыре утра к тебе в гости пришел мистер Каскара Саграда. «Деньги у меня, – говорю я во сне, – не беспокойся понапрасну». А он отвечает: «Ах, как хорошо, а я боялся, что кто-нибудь попробует его ограбить». «Я тоже боялся, – отвечаю, – и теперь вижу, что не зря боялся». Тогда этот хорек вильнул хвостом и уполз в свою нору… Вот.
– Спасибо Бедди, – сказал я, чувствуя себя дураком, и взял у него мои деньги. Мне не пришло в голову сомневаться в его правдивости.
После обычного завтрака нас выгнали на двор, там выстроили во фронт с новой партией рекрутов и устроили перекличку. Потом повели фронтом в гавань и посадили на пароход «Генерал Негрие» общества Мессажери Маритим. Нас согнали на нос этого пожилого парохода. Находившийся при нас капрал предложил нам не стесняться, если мы будем себя плохо чувствовать и пользоваться всем океаном в качестве плевательницы.
«Мы кормили наши моря тысячи лет», – подумал я и с радостью констатировал, что в этот превосходный день море отнюдь не выглядело голодным.
Но мы были голодны. И даже очень. По мере того как время шло, мы становились еще более голодными. К вечеру, когда замок Иф и высокий маяк скрылись за кормой, мы начали разговаривать о еде. Мы слонялись по палубе между полубаком и мостиком, нюхали соблазнительные запахи из кухни и слушали с ума сводящий звон вилок и ножей из кают-компании.
Я с грустью думал о столовой в Брендон-Аббасе, где как раз в это время накрывали на стол.
– Когда нам дадут есть? – спросил я Болдини, вылезшего из люка кубрика.
– Полагается нас кормить в пять вечера. Суп, хлеб и пол-литра вина, – ответил он. – Боюсь только, что повар собирается на нас заработать. Эти прохвосты часто зарабатывают на рекрутах.
В камбузе у полубака, в том, где готовят пищу команде, появился какой-то человек и начал греметь посудой. Мы надеялись на лучшее, приготовившись к худшему.
Через час мы были еще голоднее и злее. Гигантское терпение Хэнка быстро приходило к концу.
– Послушай, Каскара Саграда, – заявил он, расталкивая группу людей, стоявших вокруг Болдини и слушавших его разглагольствования о наших правах, – ты знаешь правила. Почему нам не дают жрать?
– Повар – свинья и вор, он хочет на нас заработать, – ответил Болдини.
– Вот как, – мягко сказал Хэнк. – Вот оно что. Но мне кажется, что ему не дожить до тех дней, когда он сможет насладиться своим заработком. Нет, он может с собой попрощаться. Если я не получу обеда, то он больше с собой не увидится.
Болдини объяснил, что мне не удастся пройти к капралу, как я предполагал. Капрал сидит во втором классе, и меня туда не пустят.
– Но я могу дать вам булку, – заявил он, – это будет стоить вам один франк. Я не хочу, чтобы вы умерли с голоду, – и он улыбнулся добрейшей улыбкой, напомнившей мне портрет милого дяди Сэма из сказочки о детках, заблудившихся в лесу.
Оказывается, он, предвидя развернувшиеся события, стащил в форту Сен-Жан четыре булки. Я дал ему три франка, взял одну булку и дал по одной Бедди и Хэнку.
– У вас великая душа, Болдини, – сказал я, покупая у него булки. Бедди был со мной не согласен.
Через час деятельность в камбузе замерла. По-видимому, никакой еды в этот вечер не предвиделось. Рекруты ворчали, жаловались и ругались на всех языках. Наступила темнота.
Огромное жирное существо с омерзительной физиономией, грязное и вонючее, вылезло из камбуза. Оно посмотрело на нас с нескрываемым презрением. Это был наш повар.
Я спросил у Болдини, согласится ли он продать нам то, что обязан был дать даром. Болдини ответил, что он так и сделает, но не раньше завтрашнего утра, когда мы проголодаемся, как следует, и заплатим, сколько он спросит.