Похождения бравого рядового Гувер
Шрифт:
– А вот это ты брось.
– Мигом посерьезнел Доусон.
– И даже разговора не заводи.
– Грегг, я тебе клянусь...
– Дантон! Я же сказал...
– Знаешь, чем я от вас отличаюсь? Я вижу такие вещи, которые вы не видите. Это не Моритц, Грегг, я же видел, как она может притворяться...
– Слушай, Джо...
– Доусон тяжело вздохнул, сморщился и сел, сложив пальцы домиком под подбородком.
– Ты, конечно, уникальный, но на это дело работают лучшие умы. Поверь, у нас есть план. И, за исключением некоторых выкидонов, все идет по плану. Если бы не Рэйчел с ее дурацкой истерикой, можно было бы избежать многих... недоразумений. А теперь ты видишь сам, к чему приводит несоблюдение
– Ты черствый сухарь!
– Обиделся Дантон.
– Крючок кабинетный! Я тебя больше не люблю, все кончено, забирай свои вещи!
– Ты еще пригрози, что к маме уедешь!
– Ты меня доведешь - уеду!
– Пригрозил снайпер и поспешно ретировался, чтобы не пообещать в запале еще чего лишнего.
Самолетик Гувер стоял в самом углу ангара, маленький и одинокий. Джо забрался в кабину, которая успела пропитаться странным запахом. Он сунул руку под сиденье и достал твердую сушеную рыбину, успевшую покрыться разводами соли, и бутылку с надписью на иностранном языке. В бутылке была водка, которую Дантон немедленно продегустировал, потом подумал, и наполнил свою фляжку, предварительно допив из нее остатки виски. Попробовал закусить рыбой, но ничего не вышло.
– Так не делают.
– Сказал он вслух.
– Так не уходят.
Мастерс сказал, что от Куколки у него не осталось ничего, что бы о ней напоминало. С тех пор Джо не был у себя в квартирке, чтобы вдруг не обнаружить того же самого, хотя его порой и терзала совесть из-за оставленного там в одиночестве Валли.
Не оставляют рыбу в самолете, если собираются бросить его навсегда. У Рид, конечно, все было под влиянием настроения. Но не настолько же, чтобы в один прекрасный миг взять и начать захватывать мир. Она бывала разной: веселой, грустной, трогательной, забавной, невыносимой, строгой, презрительной, щедрой, великодушной, подлой, язвительной, злой. Но сказать, была ли она плохой, ровно как и хорошей, Джо бы не смог. И она его любила. Однажды он проснулся и увидел, что она не спит, а, приподнявшись на локте, смотрит на него, и взгляд у нее был при этом такой, что Дантон жутко смутился. Поняв, что он заметил, Рид ужасно расстроилась и даже расплакалась от огорчения, а потом наорала на него и пропала на три дня. Дантон особенно на свой счет не обольщался, ожидая, что рано или поздно она поймет, какая огромная разница между умницей с блистательными перспективами и вечным сержантом с постоянными долгами, а пока было можно, наслаждался тем, что было с кем обсудить новый фильм и перемыть кости знакомым агентам. И еще она знала, что у него за работа, и, в отличие от гражданских девушек, ей можно было, вернувшись с задания, все рассказать, не ожидая, что она сползет в обморок, и даже получить пару дельных комментариев между затрещинами, пока она занималась обработкой мелких ран и ссадин.
И все это никак не вязалось с тем, чем она сейчас занималась. Это больше напоминало какой-то дикий вестерн, и переходило все грани разумного. Народ, возжелавший тотальной справедливости, сходил с ума. Каждый день что-то взрывали, на улицах то и дело находили трупы наркоторговцев и наркоманов, громили бандитские притоны, избивали проституток, дети не ходили в школы, закрывались магазины и офисы. Полицейские массово увольнялись, и не потому, что не справлялись с этим хаосом, а потому, что сами жаждали нести справедливость. Снайперу же деваться было некуда, поэтому он засунул рыбу обратно под сиденье и отправился в группе добровольцев патрулировать город.
Демонстранты громко требовали освободить нарушителей порядка, бросались гнилыми овощами, пытались драться, и Джон уныло думал, что полностью с ними согласен, но работа есть работа, а потому одевай шлем, бери дубинку и не забудь делать вид, что тебе все это доставляет огромное удовольствие. Чувствующие себя в безопасности главы преступных группировок охамели и грозились толпе, она отвечала возмущенным ревом.
– Заткнитесь, вы!
– Проорал Джон, треснув прозрачным щитом об асфальт.
– Выдайте их нам!
– Кричали из толпы.
– Это преступники!
– На них клейма негде ставить!
– Где доказательства?!
– Проорал в ответ Винченцо Фальконе.
– Это голословные обвинения! Вы не имеете права!
– Право сильного!
– Проорала в ответ толпа.
– Бей их!
Группка полицейских не могла с этим справиться, озверевшие люди смяли их, вытащили из клетки верещащих заключенных и унесли куда-то вдаль, а оставшаяся топа принялась остервенело кидаться на копов, и Джон простился с жизнью. Доказывать, что он, в общем-то, сам бы с удовольствием поучаствовал в линчевании ненавистных мерзавцев, было бесполезно, да его никто бы и не услышал, поэтому он просто закрылся щитом, принявшись считать отпущенные ему секунды.
Внезапно удары прекратились, и толпа отхлынула, раздались радостные крики. Полицейских растащили и поставили перед высоким черноволосым мужчиной, явно ожидая, что он произнесет приговор. Мак-Гинти знали все, а потому Джон только покорился неизбежному.
– Что же вы делаете?
– С укоризной обратился он к людям, внимательно оглядев избитого измученного Джона с коллегами.
– Эти люди защищают вас, а вы убиваете их.
– Смерть копам!
– Крикнул кто-то, но в голосе не было уверенности.
– Они защищают преступников.
– Они защищают закон!
– Резко ответил Трой.
– И не их вина, что этот закон несовершенен! Они просто делают свою работу. Они, черт возьми, умирают за вас, хотя их никто не заставляет становится полицейскими! Так может, вы будете благодарными?!
Его ярость хлестнула, как плеть, люди смущенно потупились и начали расходиться.
– Простите.
– Мак-Гинти посмотрел прямо на Джона, и парень облизал пересохшие губы.
– Я виноват. Они совсем озверели.
– Мы понимаем.
– Хрипло ответил Джон.
– И мы рады, что столько швали полегло. Но люди боятся...
– К страху можно привыкнуть.
– Улыбнулся Трой.
– И тогда страха не станет. Но мне нужно идти. Сегодня весь день спасаю полицейских. Берегите себя.
– Отлично смотрелся, Мак.
– Насмешливо поприветствовала его бледная девушка с двумя рыжими косами.
Мак-Гинти вздрогнул.
– Черт. Не узнаю тебя в этом виде.
– Пригодилась Адель. Как она со стороны?
– Странно. Как будто на одного человека наложили несвойственную ему мимику и пластику.
– Никак не привыкну к ее рту и губам. Такое ощущение, что мне их ниткой сжали. И голос какой противный!
– Обычный. Долго мне еще играть в благодетеля?
– Терпи, Мак, ты же хотел править миром? Мир завоевывают любовью, а не войной. Но если тебе все осточертело, предлагаю плюнуть и пойти пострелять по заключенным. Или взорвать очередную тюрьму. А можно запустить ядовитый газ в какой-нибудь хоспис и избавить всех, кто там лежит, от мучений. Мак, мы, черт возьми, прекрасны, как никогда! Ты думаешь, это просто так? В городе не осталось ни одного твоего соперника, все более-менее важные шишки убиты, шестерки в панике, мы разрушили весь преступный бизнес, очистили тюрьмы, перебили маньяков, педофилов, людоедов и так далее, это обновленный умытый кровью мир! По одному твоему слову люди бросятся в бой и умрут. Стоит сказать овцам, что они волки, как они верят, ха-ха! Это ли не сила?