Похождения Шипова, или Старинный водевиль
Шрифт:
Испуганный, взлохмаченный Гирос сидел в дальнем углу, закрыв ладонями лицо, а на единственной кровати, разметавшись под лоскутным одеялом, знакомая смуг-ляночка спала таким крепким сном, словно и не срывалась дверь с петель, и не метался по каморке безумный от страха Гирос, и не кричал Шипов, словно и вообще не было на свете никакого движения - лишь вечный покой.
Картина эта была так внезапна и так поразила Михаила Ивановича, что он вдруг позабыл, где находится, и никак не мог понять, зачем он сюда пришел, о чем должен спросить и куда ему теперь отправляться.
А она спала, и свеча потрескивала, и за окном грянули первые петухи, и Гирос
– Ну, говори, тре жоли, - прошелестел Шипов, стараясь не разбудить спящую, - рассказывай, как с цыганами гулял.
– Я гулял, Мишель, гулял, - откликнулся Гирос, не раскрывая лица, клянусь...
– Так, - сказал Шипов, вновь накаляясь.
– А граф?
– Это Лева-то?.. Спит, должно быть...
– А в гостинице сказали: мол, пять дён как уехал из Москвы.
– Да не может быть, - сказал Гирос обреченно, - это они спутали спросонок... Как же уехал, когда мы с утра - у Пуаре?.. Клянусь...
– Сейчас бить тебя буду, - сказал Шипов шепотом.
– Бей, - покорно согласился Гирос.
– Сверну нос, антре, на сторону...
– Сворачивай, Мишель, сворачивай...
Шипов сделал тихий шаг. Смугляночка спала не шевелясь.
– Погляди на меня, погляди на меня внимательно, Мишель: разве я могу соврать?
– сказал Гирос.
"Можешь, - вновь остывая, подумал Шипов, - и я могу, и все могут. Когда нам чего нужно, мы и соврать, и убить можем.
– Он снова глянул на смугляночку. Она причмокнула во сне.
– Целуется... мышка. А и не больно-то хороша - одни кости..."
Он медленно возвращался к Никитским воротам.
Утро приближалось стремительно. Уже брел по Москве рабочий люд и заспанные половые открывали трактирные ставни.
"Нет, - думал меж тем Шипов, - силы в ней никакой, так, рюмочка стеклянная".
А Матрена ждала, не ложилась. И снова она накормила его, напоила, не спрашивая ни о чем, уложила в теплую постель, прибрала раскиданные вещи, разделась и легла рядом. Сквозь маленькое%зимнее окно пробивался в комнату рассвет, серый и робкий. Матрена неподвижно лежала рядом, но не спала. Шипов осторожно повернул голову и краем глаза глянул на нее. Она ему понравилась. И он представил себе ее сильное тело и высокую грудь, которая медленно и равномерно приподымала перину, и круглые плечи, и две ладони, горячие, как свежие лепешки...
– Взял бы ты меня в жены, Михаил Иванович, - тихо сказала она не оборачиваясь, - все равно ведь пьешь, ешь, спишь со мной... Я бы тебя пуще жалела...
– Эх, Матреша, - сказал Шипов с нежностью, - а летать-то кто ж будет?
– Ну и летай, нешто я помеха тебе?..
"А ведь и впрямь, тре жоли, - подумал Шипов в полусне.
– Вполне аншанте, мерси..."
И он обнял ее и закрыл глаза, и ему показалось, что он обнимает ту самую, черненькую, ту самую воронежскую мышку...
3
СЕКРЕТНО
От Частного Пристава
московской городской части
г. Москва
Его Высокоблагородию
Господину Подполковнику Шеншину Д. С.
Довожу до Вашего сведения, что М. Зимин замечен мною проводящим время в Москве, вместо того чтобы срочно отправляться в г. Тулу по распоряжению Их Сиятельства Господина Генерал-Маиора Крейца.
Сознавая всю важность операции, считаю своим долгом поставить о том в известность Ваше Высокоблагородие.
Пристав Ш ляхтин
ВЕСЬМА СЕКРЕТНО
Управляющий III Отделением
Собственной
Величества Канцелярии
С.-Петербург
Господину Московскому Обер-По-лицмейстеру Графу Крейцу Г. К.
Из вашего письма III Отделению стало известно, чю лицом, долженствующим осуществить наблюдение за просветительской деятельностью Графа Л. Толстого, утвержден секретный агент (М. Зимин).
Сознаюсь, что в первую минуту это известие вызвало во мне некоторое недоумение. Его я знаю лично, он служил при мне. Хорош агент для исполнения такого щекотливого задания, нечего сказать! Я очень удивился тому, как можно было его выбрать, - это просто сыщик для карманных воришек.
Однако в том, что Вы пишете далее, я вижу, Ваше Сиятельство, некоторый резон, именно в том смысле, что поименованный выше являлся в свое время дворовым человеком князя Долгорукова, а значит, лицо доверенное...
Вполне вероятно, Милостивый Государь, что Вы правы, и я хочу надеяться, что князь будет доволен.
Генерал-Майор Потапов
(Из неофициальной записки
князя Долгорукова В. А.
генералу Потапову А. Л.)
...а посему и полагаюсь на Ваше решение. Я лично думаю, что это будет хорошо, ибо, по всей вероятности, иной секретный агент, имеющий отношение к политическому надзору, благодаря своей профессиональности, может быть, и выполнит поручение отменно, но не исключено, что в трудной ситуации личные интересы смогут в нем возобладать над интересами службы и долга, а это, как Вы понимаете, приведет к излишним печальным осложнениям, вплоть до открытого скандала, чего нам следовало бы избегать пуще чумы.
Вот, Ваше Превосходительство, мои соображения относительно (Зимина), преданность которого мне лично, в бытность его моим человеком, не оставляет почти никаких сомнений, я имел в том случай убедиться. Тем более что все задуманное теперь приобретает характер семейной тайны...
Проследите, Ваше Превосходительство, за соблюдением всех мер крайней предосторожности...
(Из письма Л. Н. Толстого - В. П. Боткину)
...Получил я Ваше письмо в то время, как наверное думал, что умру. Это у меня было все нынешнее ужасное, тяжелое лето. Я ничего не делал, никому не писал... Я издаю теперь 1-ю книжку своего журнала и в страшных хлопотах. Описать Вам, до какой степени я люблю и знаю свое дело, невозможно - да и рассказать бы я не мог... У нас жизнь кипит. В Петербурге, Москве и Туле выборы, что твой парламент; но меня, с моей точки зрения, - признаюсь - все это интересует очень мало... Я смотрю из своей берлоги и думаю - ну-ка, кто кого! А кто кого, в сущности, совершенно все равно... Прощайте, жму Вашу руку и прошу на меня не серчать. Денег я Вам сейчас не высылаю, потому что у меня их нет, но, как сказано, вышлю на этой неделе... Зубы у меня все
Повываливаются, а жениться я все не женился, да, должно быть, так и останусь бобылем... Бобыльство уже мне не страшно...
(Из письма Генерал-Адъютанта Тучкова П. А.
– Генералу Потапову А. Л.)
...и естественно, что я не мог одобрить сего выбора с легким сердцем, видя перед собой, как мне показалось, истинное чудовище со странными манерами и в грязной манишке. Однако рекомендация князя Долгорукова позволяет мне надеяться на особые, скрытые достоинства упомянутого агента.
Знаю, любезный Александр Львович, как Вам несладко приходится, как Вы пишете, с новой вспышкой либерализма, однако же я полон веры в благополучный исход нашей с Вами деятельности и уповаю на Всевышнего.