Похвала
Шрифт:
Когда он начинает отъезжать, я хочу сказать ему, что он только делает все хуже. Предполагается, что мы должны хранить это в секрете, и мы должны смириться с тем, что это никогда не сработает.
Предполагалось, что это просто секс.
Когда мы подъезжаем к моему дому, я напрягаюсь в ожидании момента, когда он войдет внутрь. Я люблю наш дом, но это наш семейный дом. В обычный день это немного хаотично, но сейчас в нем участвуют три очень взволнованные девочки-подростка, и это просто не атмосфера Эмерсона.
Мы
Кажется, я не могу расслабиться, потому что слишком занята беспокойством о том, заметит ли он грязную посуду в раковине после завтрака или стопку белья, все еще сложенную на лестнице в ожидании, пока Софи уберет ее. А мамина Какаду не перестает прыгать у него на ноге, нюхать его джинсы, и я просто хочу забрать его из этого места.
Затем я смотрю на его лицо. И он снова улыбается. Расслабленный и смеющийся с моей мамой, пока она рассказывает ему несколько своих любимых историй из Скорой помощи, смешных, конечно.
И вдруг для меня все перестает иметь смысл.
Все похвалы Эмерсона, то, как он говорит мне, что я такая совершенная, безупречная и хорошая… он просто играл свою роль. Все это было ненастоящим. И если это было так, то как он сейчас относится к моей реальной жизни? Ничто из этого не является совершенным или безупречным. Это полный бардак. И обычно меня это устраивает, но я не могу быть для него Шарлоттой и Шарли. Он никогда не должен был видеть ничего из этого, так почему же он не бежит куда подальше? Как я могу снова стать Шарлоттой в понедельник, когда он знает, какая я на самом деле?
После того, как закуски приготовлены и начался фильм, девочки садятся на пол, а моя мама садится в глубокое кресло, оставляя диван для меня и Эмерсона. Он садится на край, скрестив ноги, положив одну лодыжку на противоположное колено и опираясь на подлокотник. Он слишком жаркий, чтобы находиться в моей гостиной. Чертовски сексуальный.
Когда мы смотрим фильм, он, кажется, искренне увлечен, но время от времени я ловлю на себе его пристальный взгляд, как будто я интереснее фильма. В какой-то момент он кладет руку на спинку дивана, и я обнаруживаю, что прислоняюсь к нему, пока мы на самом деле не оказываемся в объятиях с мамой всего в паре футов от нас.
Как всегда, она все равно засыпает через пятнадцать минут. И как только в конце идут титры, девочки уходят в комнату Софи. Эмерсон поворачивает ко мне голову в тускло освещенной комнате. Я оглядываюсь на него, и это такой тихий и интимный момент, что кажется почти сюрреалистичным.
Он наклоняется вперед и прижимается губами к моему лбу.
Опять же, я так сильно его ненавижу. Почему он так поступает со мной?
Отстраняясь, он шепчет:
— Хочешь
Тихий смешок срывается с моих губ. Он шутит. За исключением того, что он выглядит так, словно на самом деле ждет ответа.
— Почему бы нам не вернуться к тебе домой? Я могу остаться на ночь.
Он гладит меня по щеке.
— Я хочу увидеть твое место.
— Но это крошечный бассейн, и…
Его палец прижимается к моим губам.
— Покажи мне.
Стараясь не разбудить маму, мы вдвоем на цыпочках выходим из гостиной и направляемся к задней двери. Я не могу перестать думать о том, какая это плохая идея, и пытаюсь вспомнить, положила ли я свою грязную одежду в корзину для белья или она все еще разбросана по полу.
Когда мы подходим к двери моей студии, он обнимает меня сзади, обхватывая руками за талию и целуя в шею.
Боже, неужели он думает, что мы собираемся делать это здесь? На той же двуспальной кровати, которая была у меня с пятнадцати лет?
Как только мы входим, он начинает оглядываться по сторонам, как будто действительно ценит мое пространство.
— Это не так уж много, — говорю я.
Взяв меня за руку, он притягивает меня к себе и целует, слова слетают прямо с моих губ. Он такой приятный на вкус, и я хочу всего в этот момент, только не здесь.
— Почему ты так нервничаешь? — Спрашивает он, заключая меня в свои объятия.
— Я не нервничаю…Я просто…
— Думаешь, мой возраст беспокоил твою маму?
— Ты что, шутишь? Моя мама самая крутая. Вот если бы мой отец был здесь… — Говорю я, представляя, как мой отец взбесился бы при мысли о том, что я буду с мужчиной на пару лет моложе его.
Хорошо, что он никогда этого не узнает.
— Я так и думал. Кстати, сколько лет твоим родителям?
— Я не собираюсь отвечать на этот вопрос, — отвечаю я, хватая его за лицо и притягивая к себе для еще одного поцелуя.
Независимо от того, насколько я нервничаю, мое тело загорается от его прикосновений, желая обладать им еще больше.
Но каждый раз, когда я пытаюсь оттащить его к кровати или двери, он стоит на своем. Вместо этого он начинает просматривать фотографии в рамках на моей книжной полке.
Фотографии меня… в подростковом возрасте.
— О Боже, пожалуйста, остановись, — кричу я, пытаясь оттолкнуть их, но он сопротивляется мне.
— Я хочу посмотреть.
Естественно, он выигрывает, подавляя меня, когда просматривает их все.
Когда он натыкается на фотографию, на которой мы с Софи были детьми в Диснейленде, я превращаюсь в ледышку.
— Это мило. Кто это? — Спрашивает он.
На фотографии Софи было шесть, а мне двенадцать. Вместо голубых волос, которые у нее сейчас, они были коротко подстрижены. Учитывая синюю футболку Олафа, шорты и легкие кроссовки, я понимаю, почему Эмерсону пришлось спросить, кто это на фотографии. Потому что, когда он смотрит на фотографию, он видит маленького мальчика.
И я не могу ему лгать.