Поиграй со мной
Шрифт:
— Фу. — Крисси морщится. — На это было больно смотреть. Должно быть, тяжело быть второй Беккет. — Она гладит меня по плечу, будто заботится обо мне. — Ты в порядке?
— Да, — лгу я.
— Должно быть, очень тяжело, когда тебя отвергают.
Прижимая пальцы ко лбу, я закрываю глаза, пытаясь избавиться от надвигающейся головной боли. Я не в настроении выслушивать бредни Крисси. Я балансирую на гребаном краю, не уверена, чего мне хочется — плакать, визжать или вырвать. Честно говоря, единственное, что меня привлекает — позволить Гаррету заставить меня забыть обо всем этом, напомнить мне, почему так —
— Мы скучали по тебе в прошлые выходные, — продолжает Крисси. — Покупки, ужин, напитки, танцы…Было странно, что там были все танцовщицы, кроме тебя.
— Ты меня не приглашала.
— Разве? Черт, я, должно быть, забыла.
Я поворачиваюсь к двери, игнорируя пронзающую меня боль. Возможно, в этом нет смысла, но мне все равно больно, хотя понимание происходящего было со мной всегда.
Чем старше я становлюсь, тем более заметным становится мой статус одиночки. Но дело в том, что я не хочу быть одна. Может, именно поэтому становится все труднее балансировать между тем, что «я ненавижу их и не хотела бы умереть, растратив свою жизнь на таких людей», и «тем, что я бы хотела, чтобы они пригласили меня».
— Может, в следующий раз, — говорит Крисси.
Моя улыбка слабая, и я ненавижу это. Я ненавижу эту часть себя, свою неспособность заводить настоящие и значимые дружеские отношения; свое стремление вписаться, даже когда на самом деле не хочу этого. Я хочу быть собой и я бы все отдала за то, чтобы нравиться людям такой, какая я есть. Более того, я все еще верю, что понравлюсь им.
Я устала от сомнений, от того, что прячу части себя подальше в надежде, что кто-нибудь может принять меня. Сколько бы я ни пряталась, страх распространяется, как сорняки. Я запутанная паутина неуверенности в себе, и я не узнаю себя.
И все же, когда подъезжает Картер, напряжение в моих плечах немедленно спадает.
Крисси словно мурчит, следуя за мной, будто собирается залезть в машину вместе со мной.
— Это твой брат?
— Нет, — прямо отвечаю я, усаживаясь на переднее сиденье, едва не задев лицо Картера, когда агрессивно бросаю свою сумку на заднее сиденье. — Это моя бабушка. — Я захлопываю дверь и сажусь на свое место. — Да, Крисси, тупоголовая ты пустышка. Это мой брат.
Картер улыбается.
— Ах, моя милая, очаровательная сестра. Как я скучал по тебе.
* * *
— Картер! Почему мое печенье на холодильнике?
Я ставлю локти на столешницу, наблюдая за моей крошечной беременной невесткой, которая превращается в Женщину-паука и пытается взобраться на холодильник.
— Чертов сукин… сын, — ворчит она, хлопая по очень высокому для нее холодильнику.
Картер вальсирующим шагом входит на кухню.
— Ты попросила меня положить их туда, куда не сможешь дотянуться. Ты сказала, что слишком много их ешь.
— Я беременна, — рычит Оливия. — И это ты сделал меня такой! И еще кое-что! — Она сердито тычет пальцем ему в грудь. — Мне разрешено есть слишком много печенья!
Картер наклоняется ко мне, прикрывая рот рукой.
— В последнее время она была особенно агрессивной
Я закатываю глаза.
— Я возьму…
Он кладет руку мне на грудь, останавливая меня.
— Мне нравится давать ей злиться пару минут. Это утомляет ее, как перевозбужденного котенка.
Боже, надеюсь, что я буду здесь в тот день, когда Оливия, наконец, даст волю эмоциям.
Именно здесь мне и нужно быть, наблюдать за тем, как мама орет на Картера за то, что он прячет печенье своей жены, затем они с Оливией дерутся из-за упомянутого печенья, а Хэнк тайком стаскивает целую пригоршню. Весь остаточный гнев того дня проходит, сменяясь на мягкое, теплое чувство в груди, которое приходит только рядом с семьей.
Полчаса спустя, когда Картер, Хэнк и Оливия счастливо улыбаются, сидя за обеденным столом с упаковками печенья Орео рядом с тарелками лазаньи, тепло все еще сохраняется.
Хэнк разламывает печенье.
— Как учеба, Дженни?
— Хорошо. Великолепно. — Я вздыхаю, когда все прекращают есть. — Жду, когда она закончится, — признаю я.
Картер указывает на меня вилкой.
— Стив тянет тебя вниз. Тебе следует бросить его.
Причина первая, почему я не собираюсь говорить ему, что Михаил хочет, чтобы мы с Саймоном притворялись парой. Однако я, наконец, открываю рот и рассказываю своей семье секрет, который так долго хранила.
— После окончания учебы открывается вакансия в Национальном балете в Торонто. И, э-э… — Я складываю салфетку, разворачиваю ее, затем снова складываю. — Лия порекомендовала меня на эту работу.
— Дженни, — бормочет Оливия. — Это невероятно.
Хэнк находит мою руку, сжимает ее и громко целует.
— Молодец, малышка.
Картер вскакивает со своего места, заключая меня в объятия, которые близки к удушающим. Он отстраняется только тогда, когда кто-то начинает причитать, захлебываясь рыданиями.
Это моя мама.
— Ой, мам. — Я подхожу к ней, обнимаю сзади. — В чем дело?
— Я в порядке, — плачет она. — Совершенно в порядке! — Еще один всхлип. — Просто я в равной степени так рада за тебя, как и расстроена за себя. — Она зарывается лицом в мою шею. — Я не хочу терять своего лучшего друга, но я хочу, чтобы у тебя было все, чего ты хочешь и заслуживаешь, и я не знаю, как выразить все это, поэтому слезы вырываются наружу!
Тяжелая боль пронзает меня, когда она прижимается ко мне.
— Ты никогда не потеряешь меня, мама. Я не думаю, что поеду.
— Ты должна, — вмешивается Картер, поднимая руки вверх. — Это твоя мечта!
Так ли это? Как я могу стремиться к чему-то, не будучи на 100 процентов уверенной, что это то будущее, которого я хочу?
Воздух пронзает еще один сдавленный всхлип, и по щекам Оливии текут слезы.
— Нееет. — Я вытираю лицо. — И ты туда же!
— Я просто очень рада за тебя, но я также очень хочу, чтобы ты осталась, потому что ты будешь лучшей тетушкой на свете, и ты одна из моих лучших подруг, и твоей маме грустно, и это огорчает меня, а моя мама на другом конце страны, и я так сильно скучаю по ней, так что я тоже не хочу скучать по тебе, но ты должна следовать своим мечтам, и еще я просто… — она хватает ртом воздух, хлопая себя по лицу, — …сейчас очень, очень эмоциональная!