Поиск-87: Приключения. Фантастика
Шрифт:
Осторожно переступая, я направился к длинному волнующемуся телу Быстрой. Шел-шел, думал-думал — зачем все это сделано? Куда скрылся Рыба? Где Предок?
Быстрая кипела меж острых камней, эта водяная змея, и сама состояла из неисчислимых голубых змей. Здесь, в верховьях, ее норов был буйный — прыгала, свиваясь чешуей-пеной, оглушительно шипела.
Долго пришлось идти вниз по Быстрой. И вот наконец скалы отпрянули друг от друга и дали ей большое место. Вода медленно ходила по кругу в этой каменной яме и вместе с собой кружила своих рыб и других чудищ. Вместе с ними кружился и мой Предок. Он был тих, молчалив, скромен, плыл на боку, а другой лохматый бок громадно вздымался. Голова с несчастным израненным хоботом была скрыта Быстрой. Я смело бросился в жгучий холод и поплыл к милой клыкастой голове, приблизился, нырнул и ощупью нашел хищное тело дротика, резко дернул. Вынырнул. Разомкнул глаза — теперь я не боялся, что сойду с ума от подводных неведомищ.
Выскочив из Быстрой, я первым делом глянул на знак. На дротике четко выделялась тамга орды Паука.
— Ну, Пауки! — с ненавистью вырвался из глотки хриплый кремнистый голос. — Ну, Пауки! Наслаждайтесь изо всех сил жизнью, ибо недолго осталось это вам делать!
— Что ты там бормочешь?
Я посмотрел на Предка — нет, не он… Я посмотрел на волны, небо, скалы, пролетевшего ворона, — нет, вроде не они.
— Давай быстрей делай костер, а то Рыба замерз, — произнес опять голос, и это был голос оборотня. Он смотрел на меня сверху, с косогора.
— А… где твоя сумка? — растерянно вырвался из груди вопрос.
— Бросил ее, когда убегал от твоего Предка, — сказал с толстой улыбкой Рыба. — Теперь мы с тобой совсем родня. Ведь я спас тебе жизнь, а если спас, значит, подарил, а если подарил, значит, все равно что родил. Наша орда тебя родила. — Он оживился, стал противно, не по-людски размахивать руками. — Ну, подумалось мне, когда тебя зверь в расщелину загнал, совсем раздавил он бедного родственничка. Но я слышал, как ты там, внутри, верещал жалким криком младенца…
Неужели я кричал? Не помню.
— Тогда рука Рыбы, то есть моя, высекла мгновенный огонь и сунула твоему полоумному родичу под хвост и так подержала какое-то время. Он заревел и погнался. Гнал аж до обрыва, дальше деться было некуда, да и незачем — и бросился Рыба в реку. Глупый мамонт с разбегу полетел вослед, грохотом встретила его Быстрая, и убился он об дно каменное, а мать-река вынесла нас сюда — одного пока живого, другого пока мертвого.
Он замолчал, убийца. Сидел с видом хорошо поступившего, притворялся человеком. Нужно его подманить, а потом «уговорить».
— Я зажигаю огонь! — закричал я ему соблазнительно. — Я зажигаю согревающий, вкусно готовящий огонь. — И зачиркал, забил кресалом.
Он, дрожа от нетерпения и холода, сбежал ко мне. Огонь весело и злобно играл ему навстречу. Я тоже незаметно играл всеми жилами и щупал спрятанный в накидке нож.
Течет, бежит время-вода. Обтачивает, обглаживает нас. Как сор, как рябь, как лунный неверный свет, плывут по времени наши привычки, мысли. Одни приближаются, другие отдаляются. Слишком долго пробыл я рядом с оборотнем-Мастером, слишком глубоко въелся в меня за эти дни ядовитый сор новых привычек. И я не смог. Это он виноват. Чего же ждать от оборотня.
Остается только одна надежда. Все повторяется в этом мире меж четырех сторон света, и это тело тоже повторится, оно проживет еще и еще — много жизней, и много раз повторится эта встреча с нечеловеком, и эта безумная охота. И клянусь, клянусь перед Старцами, перед Молодым Старцем, перед невидимыми, но всеприсутствующими Предками, что больше никогда, ни в одной жизни так не сделаю! Все будет сделано правильно, по просьбе Молодого Старца, в следующий раз.
В следующий раз я — избранник Предков — буду еще умнее, хотя это трудно представить — ведь я и так сильно умный. Ведь я — это «я», такое же отдельное, единственное, как и Младостарец. О! Старец Молодой! Я хочу быть, как ты. Я хочу быть неотличимым от тебя. Твой ум, твоя красивая сила, твои разговоры, мягкие, дружеские…
В этот раз я опомнился, только когда наполовину покрыл тело оборотня узорами единственной непобедимой орды и оно уже наполовину стало родным. Зачем я его разрисовывал, для чего? Дни, протекшие вместе с Рыбой, отравили меня невидимым ядом. Орда моя далеко. Чем она может мне помочь? Опять подступила ужасная одинокость, и я стою, неведомо откуда взявшийся выродок, без имени, без рождения, без смерти. Ничего нет у меня: ни орды неповторимой, ни Рыбу не смог уговорить по просьбе Младостарца. Грохнула мысль — один! Погиб! Без орды! Возьмите это бесполезное «я», эти отбросы внутри этой головы. Отдайте мне это срастание со всеми телами охотников, женщин, девушек, парней, подростков, детей, младенцев… Ведь все мы — одно существо, громадное, лохматое, с мощным, все переваривающим брюхом. Одна только шерстинка выпала из шкуры его и летит неведомо куда, и нет ей теперь пристанища. И называется эта шерстинка — «я».
Все это думалось, когда я, бросив рисовать на полдороге, ошеломленно смотрел на дело своих рук. Я попытался исправить свою ошибку. С трудом поначалу из горла выдавились слова:
— Дорогой… родич. — Дальше они разогнались, побежали все быстрее, льстивые, гладкие, крепкие: — Дорогой, уважаемый, милый Мастер, Друг Камня, Умелец. Все-на-свете-изготовляющий! В это славное, победное мгновение вкусим плоти наших предков, приобщимся к их былым деяниям, причастимся к их бесконечной силе.
Я взял из костра уголек и начертил на наклонной поверхности камня:
— Вот кто мы с тобой теперь! — воскликнул я торжественно. — Мы одно существо, одна орда. Эх! Жалко, нет с нами мухоморного меда! Сейчас бы мы с тобой отпраздновали наше братство.
Наполовину мой родич, наполовину оборотень — Мастер проглотил вкусную слюну — он очень любил хмельной мед.
— Как же нам теперь отпраздновать? — растерянно спросил он. — И как вкусить от плоти общего Предка? Ведь такого Предка, — он указал на рисунок, — нам негде взять.
— Поскольку мы с тобой сейчас Рыбомамонт, то давай отделим частичку от тела твоего Предка и частичку тела от моего. Соединив куски, мы изготовим общий тотем и причастимся этой пищей!
Я его — ура! — кажется, обманываю. К этому все само собой идет.
— Значит, я должен поймать Рыбу? — задумчиво спросил Мастер-полунеизвестно кто.
— Да, да! — жарко выдохнул я. А что же еще можно сказать ему? Не могу же я «уговорить» даже наполовину по-родному размалеванного. Я только боюсь — вдруг он спросит, почему я не разрисовываю его тело дальше. Но он поудобнее перехватил древко копья и шагнул к змеистой воде.