Поиск-90: Приключения. Фантастика
Шрифт:
Минут через двадцать впереди показались огни полустанка. Поезд, не замедляя хода, грохотал мимо. Я, высунувшись с тормозной площадки чуть ли не наполовину, внимательно следил, будет ли Кривой прыгать. Но поезд миновал полустанок, а Кривой не подавал признаков жизни. Я было совсем успокоился, но, когда состав углубился в лес, от вагона неожиданно отделилась фигура человека. Медлить было нельзя, и, оттолкнувшись от ступеней площадки, я прыгнул на противоположную сторону.
Кривой, утопая в снегу, шел по направлению к поселку.
Поселок оказался небольшим. Со всех сторон его окружал еловый лес. Улицы освещались редкими фонарями.
У одного из домов Кривой остановился, поднялся на открытое крыльцо и без стука вошел в дверь. В окне вспыхнул свет.
Постояв минут пять за углом дома, я пошел искать место, откуда можно было позвонить Пискунову и вызвать машину. Пройдя метров пятьдесят, я оглянулся. В окне по-прежнему горел свет.
Ждать пришлось довольно долго. Наконец вдали послышался шум двигателя, и в конце улицы, хорошо видимая в свете луны, появилась милицейская машина. Свернув за какое-то строение, она остановилась. Я пошел навстречу.
В машине находились Пискунов, Ханов и инспектор уголовного розыска Патрушев.
— Как он? — спросил Пискунов.
— Бодрствует. Вон видишь, свет горит. Его дом.
— Странненькое дельце, — сказал Ханов. — Один?
— Вроде бы да, — кивнул я. — Что с Колесовым?
— Ничего особенного, — ответил Ханов. — Много спрашивал о Терентьеве. Нервничал.
— Мне тоже показалось, что Кривой ведет себя очень нервно. Он очень долго сидел на вокзале, словно бы решался на что-то. Пропустил две электрички. А потом, как угорелый, рванул на товарняк.
— Может, показалось тебе? — спросил Пискунов.
— Может, и так. Но…
— Между прочим, Кривой просил Колесова пожить в доме Терентьева до его возвращения из Горноуральска, — вспомнил Ханов.
— Вот видишь, — усмехнулся я. — Кривой хочет устроить Колесову «очную ставку» с Терентьевым и посмотреть, что из этого получится.
— Такая постановка вопроса резко меняет дело, — вывел заключение Пискунов. — Стоит ли нам рисковать, оставляя Кривого на свободе?
— Черт его знает! — Я действительно не знал, что делать.
— Задержим? — настаивал Пискунов.
— А что нам это даст? — спросил я. — Спешка…
— Не спешка — подстраховка, — горячился Пискунов. — Мы этим самым подстрахуем Колесова и подстегнем сообщников Кривого, если таковые имеются, к действиям.
— Каких сообщников, к каким действиям? — не понял я. — О чем ты?
— В Горноуральске нашли бутылки из-под водки «Российская» и бутылку из-под портвейна, выброшенные в парке, как ты и предполагал, — сообщил Ханов. — Экспертиза установила, что отпечатки пальцев, найденные на бутылках, Красноперову-Кривому не принадлежат. Обнаружены и окурки сигарет сорта «Памир». Сам понимаешь, Кривой такие сигареты курить не будет.
— Ну, ты молодец! — в сердцах сказал я. — Надо сразу об этом говорить. Когда я наблюдал за Кривым на вокзале, он несколько раз порывался выйти покурить и все время доставал из кармана пачку «Опала».
— Вот видишь, — навалился на меня Пискунов. — Решайся, капитан.
— Ладно, — согласился я. — Рискнем…
Мы поднялись на крыльцо, прислушались. В доме стояла тишина.
— Давай… — я кивком головы показал Пискунову на дверь. Он рывком потянул ее на себя.
Минуя освещенные фонариком сени, мы быстро вошли в комнату и остолбенели. На кровати, опустив голову на грудь и упершись спиной в стену, полулежал Кривой. Лицо его было бледным. В области сердца, на светлом свитере, растеклось большое кровавое пятно.
Мы стояли совершенно ошарашенные увиденным.
Наконец, придя в себя, я подошел к Кривому и прикоснулся к его лбу рукой. Он был еще теплый, но покрыт холодной испариной. Похоже было, что Кривой мертв.
— Миша, — приказал Пискунов Патрушеву, — срочно медсестру из лесоучастка! И сыграй тревогу участковому!
— Мы прочешем поселок, — сказал Ханов и, кивнув шоферу, пошел к выходу.
— Свяжитесь с отделом и вызовите оперативную группу, — крикнул я вслед.
— Ты во сколько оставил Кривого без наблюдения? — спросил у меня Пискунов.
— Десять минут первого. Отсутствовал всего двадцать минут.
— Выходит, у Кривого были гости… — раздумчиво произнес Пискунов.
— Может, тот, кому звонил Колесов? Чувствовало мое сердце!
— Да, факт пренеприятнейший, — не скрывая огорчения, сказал Пискунов.
Вернулся Патрушев и привел с собой медсестру.
— Вот, Анна Дмитриевна, осмотрите, — указал Пискунов на Кривого.
Медсестра подошла к кровати и примерно через минуту вполне определенно сказала:
— Он мертв. И уже около часа.
— Если вас не затруднит, останьтесь, пожалуйста, до приезда следователя, — попросил я.
В двери показался Ханов.
— Весь поселок прочесали. Никого, — уныло сообщил он.
— Были поезда в сторону Горы? — спросил я..
— Четыре товарняка и два пассажирских…
— Срочно в машину и к Колесову! — приказал я. — Предупреди его. За домом Терентьева смотреть в оба!
— Ясно, — Ханов пулей вылетел из комнаты.
Примерно через полчаса приехала оперативная группа. Мы с Пискуновым вышли на крыльцо. Поселок спал.
Я протянул Пискунову пачку сигарет, но он не взял и лишь озабоченно покачал головой.
— Растревожили муравейник…
— Растревожили, — невесело усмехнулся я.
— Надо было задержать Кривого сразу после встречи с Колесовым, — с какой-то даже злостью в голосе произнес Пискунов.
— Перестань заниматься самобичеванием! — тоже взорвался я. — Мы не виноваты, что Красноперов влез в это дерьмо по уши! Да, мне тоже горько, что мы допустили его убийство. Но мы не ясновидящие! Нет! Мне всегда тяжело переживать такое. Кто бы он ни был, но он все же человек. А теперь необходимо собраться с мыслями и работать, работать!