Поиск-92: Приключения. Фантастика
Шрифт:
Возникшую неловкость решил разрядить Ихона. Он быстро расшифровал молчание этих двух крестьян.
— Жаловаться, в общем-то, не на что, — сказал он им. — Верно? А те трудности, что стоят на пути к прогрессу, они всегда ложатся на плечи и правительства, и народа. Так?
Крестьяне, худой высокий мужчина и парень помоложе с большими натруженными ладонями, молчали, не поднимая глаз.
— И мы их преодолеем, — быстро продолжил Народный Советник, — как говорится, не мытьем, так катаньем. Наше дело победит! Я правильно говорю, друзья? Или… Вы же не враги нам?
Один из крестьян, тот, что постарше,
Действительно, попробуй разговорись тут, в такой обстановке.
— Ну хорошо, я позабочусь, чтобы вашей сельхозкоммуне досталось побольше талонов на мотоблоки. Авентуза, запиши, напомнишь, — обратился Ларист ко мне.
И пошел своей знаменитой походкой, напоминающей парадный шаг курсанта во время присяги, к уцелевшему пикапу с радиостанцией на борту. Надо было возвращаться домой, в столицу.
Надо было возвращаться, вот уже и Ихона чуть ли не бежал, стараясь не отстать от президента Смрадный чад застилал глаза — покрышки горели удивительно дружно, и я поторопил испуганных людей:
— Ну-ка, землеробы, ваши координаты… Чего язык проглотили? Номер артели? Как она у вас там? «Прогресс и счастье»? «Народ и свобода»?
Крестьянин, тот, что постарше, ткнул меня в грудь здоровенной кистью, а затем стал трясти руками, выделывая такие кренделя пальцами, что будь это речь, а у меня вместо глаз уши, я бы закрыл их — такой бы поднялся шум.
— Вы что, немые совсем?
Тут в «разговор» ворвался тот, что помоложе, он не менее ловко шевелил перед моим лицом пальцами, двигая мышцами лица, шеи и чуть ли не танцевал на месте, пытаясь что-то сообщить мне, причем, кажется, далеко не адрес коммуны…
Их глаза, выразительные до умопомрачения, долго еще маячили передо мной и исчезли, лишь когда мы пересели из тесного пикапа в вертолет. Его прислало аэродромное начальство, услышав взрывы на автотрассе — посмотреть, что там случилось. Седой полковник авиации, казалось, был раздосадован тем, что президента не разорвало в клочья, — так он был уныл при встрече. Но Ларисту было не до настроений летчика, и, быстренько погрузившись в вертолет, мы взяли курс на юго-запад.
Только вертолет набрал высоту, а я более или менее привык к шлемофону, сдавившему мне голову, как в наушниках послышался голос Советника Ихоны:
— Взгляните-ка вниз, президент… Пейзаж довольно любопытный…
Президент посмотрел, и я тоже. В провале открытого люка, между стоек пулеметной турели, пожалуй, в километре простиралась земля, а на ней отчетливо выделялись огромные слова:
Сколько я ни протирал глаза, понять, что за материал был тут использован, не мог. Камень? Известка? Мраморная крошка?
— Не перестарался ли наш Кузен? — усмехнулся Ларист. — Кого он агитирует? Снизу не прочтешь, только сверху. Но пассажирских линий у нас нет, народ не летает…
— Для армии! — раздался в наушниках голос Ихоны. — Чтобы не забывали…
— Так она у нас разделена по народным отраслям, разве не так? — удивился Ларист.
— Все так, — был ответ, — но ВВС-то в одних руках…
«Наглядная агитация» для военлетов уходила постепенно под брюхо машины. Президент сидел, нахмурясь, и провожал ее глазами.
Что касалось всей этой кухни, то, по мне, он мог не беспокоиться. Кузен, а официально Народный Агитатор Семашко, не сидел без дела и, как говорили в президентских кругах, изукрасил страну в красно-желтый цвет — цвет трассирующих пуль и боевого пути Когорты. А что? Пусть все знают, каково было нам тогда, два-три года назад, когда заваривалась эта каша. Ларист собрал нас поодиночке — кого в лесу под пнем, кого па чердаке у тещи, — объединил под знаменем свободы и повел на штурм диктатуры Аргамеддона. Всем был ненавистен этот режим, и мало-помалу дело двигалось. Тринадцать месяцев назад с этим выродком было покончено, а сам он застрелен собственной солдатней. К власти пришла Когорта и сразу же объявила всенародные выборы. Свободе настолько все радовались, что уже через три дня президентом стал Ларист. Как национальный герой. Единодушно…
«Тилим-тим-тим-ти-м! — тихо послышались позывные государственного радио. — Слушайте последние известия!»
Ларист дал знак летчикам сделать погромче.
«Внимание! По сообщениям наших корреспондентов, только что произошло очередное покушение на жизнь президента Анвара Лариста. В броневой автомобиль народного избранника была подложена пластиковая бомба. По счастливой случайности Анвар Ларист не пострадал. Взрывом разметало броневик, сожжено два военно-транспортных автомобиля, ранено три охранника. Офицер безопасности Авентуза, комментируя событие, сказал, что здесь видна рука врагов Перегруппировки. Но как бы там ни было, добавил личный телохранитель президента, никто не в силах остановить прогресс в стране, Через минуту слушайте отчет наше; 6 корреспондента о выступлении президента в Ларистограде…»
Зазвучала бравурная музыка — гимн Когорты, написанный композитором Тлинтом. Мало кто знал, что под этим именем скрывалась электронно-вычислительная машина из ведомства Сокуры. Она часто выдавала то новые плясовые, то лирику, то патетику.
Я уже привык, что по радио часто цитируют мои заявления, которых я не делал хотя бы потому, что ни разу не видел, как выглядит радиорепортер. Обычно все материалы им давали в отделе Информации, там знали всё, в том числе и то, чего не было. Вот, скажем, сейчас в эфир пойдет отчет о речи президента, которую он и не мог сказать вчера, потому что весь день и полночи провел у Джины. Но президент спокойно воспринимает это, что же тогда мне волноваться?
«Ларист взбежал на трибуну легко и, как всегда, с улыбкой, — послышался в эфире бойкий голос журналиста. — Он показался мне сначала утомленным, но стоило ему заговорить, как видимость эта исчезла… С каждым его словом, с каждой фразой туман, окутывающий будущее страны, рассеивался все больше и больше…»
Я посмотрел на Лариста, он слушал с интересом, как всегда. Это ему нравилось. В своих выступлениях он обычно держался какой-то одной темы — конкретной и практической. И тут он чувствовал себя, как рыба в воде. Но стоило ему отплыть к обобщениям — он сразу же начинал тонуть и, как утопающий за соломинку, хватался за фразы из передовых статей газеты «Наше государство»… Тут же, в репортаже журналиста, перед всеми возникал образ мудрого лидера, съевшего в государственных делах не один пуд соли.