Поиск Анны
Шрифт:
— Смотри, оно наступило! — восторженно зашептала Лена.
Анна никогда не видела ничего подробного. Над городом, словно покрывало, переливалось тысячами огней Северное сияние. Небо стало похоже на безбрежный океан. И, если приглядеться, в его волнах действительно можно было увидеть китов. Смолина почувствовал, как Ленка в немом восторге прижалась к ней, и обняла девочку рукой.
Зеленый свет внезапно сменился на алый, словно там, наверху, произошло что-то нехорошее, и кровь залила небосвод. Он окрасил город в красный, накрыв, словно пеленой тумана.
Тишину разрезал звук смс. Анна взглянула на
«Я узнал, кто создал игру.»
Аркан 2. Светорожденный.
«Только слепой может определить, что такое свет.»
Ошо
Руна 1.
«В море Похъёлы девица
Свой большой платок стирала,
Платья в море полоскала,
Там на камне их сушила,
На краю большого мыса.
Увидала щепку в море;
Забрала себе в кошелку,
Принесла домой в кошелке,
Перевязанной ремнями,
Чтоб колдун оружье сделал,
Заколдованные стрелы.»
Калевала
Тайми откинула с мокрого лба копну соломенных волос и, издав томный вздох, откинулась на сено. Волосы тут же разметались по сухой траве, открыв красивую полную грудь с острыми сосками. Ей в плечо, тяжело дыша, уткнулся Никита. Девушка нежно обняла его расцарапанные плечи. Жаркие тела еще не остыли, два молодых сердца бешено стучали в едином ритме.
— Загонял меня совсем, — горячо шепнула на ухо парню Тайми.
— Ты сама кого хочешь загоняешь, — хрипло ответил тот, и, подняв опьяненные любовью глаза, уставился на обнаженные девичьи груди. — Кровь с молоком!
Руки Никиты словно сами собой потянулись к груди Тайми, но та остановила его руку — правда, нехотя.
— Ты чего? — удивился парень.
— Остынь, жеребец! Дай отдышаться.
Она хитро смотрела в янтарные глаза любовника, которые уже загорались огнем новой страсти. Что-то в его милых глазах было такое, отчего кровь приливала к груди и к низу живота. По молодому девичьему телу с кожей цвета молока прошла легкая дрожь, не укрывшаяся от парня. Рука Никиты, которой преградили путь к грудям, попыталась скользнуть ниже, к самому заветному, но и там наткнулась на решительный отпор.
— Ну ты чего? — нетерпеливо заерзал он.
— Тормози говорю! — девушка постаралась напустить на себя строгий вид. С ним по-другому нельзя. А не то насытится юным телом, выпьет досуха, и побежит на другой двор, соседским девкам под юбки заглядывать.
Они лежали на крытом грубыми досками сеновале на краю деревни Лумиваара. Сеновал принадлежал дядьке Тайми — Ивану, и сейчас он отсыпался после заботливо поднесенной любимой племянницей бутылки ядреного карельского самогона. Бабушка Окку настаивала его на травах, и в деревне говорили, что он лечебный. Насчет полезных свойств Тайми сказать не могла,
Осень выдалась на редкость теплой для северных широт, и ребята ловили последние солнечные деньки. Сухая трава впивалась в кожу, но они этого не замечали. Завтра все будет чесаться от колкого сена, но это будет завтра, которое так далеко, словно несуществующая заморская страна. А сейчас есть только эта теплая осень, лучи солнца на лице и крепкие мозолистые руки Никиты.
Еще в детстве Тайми спрашивала маму — почему у нее такое имя? Мама объясняла малютке, что здесь, в Карелии, смешались две крови — русская и финская. Перемешались быт, имена, традиции. Так и жили рядом Иваны, Лены, Никиты, Хилкки, Сияны, Хелви. И Тайми. В тайне она гордилась своим именем, считая его вкупе с полной грудью неоспоримым преимуществом перед другими деревенскими девчонками.
Их поселок назывался «Лумиваара», что означало «снежная сопка». Соседняя деревня и вовсе называлась «Рассвет». Тайми не знала, кому пришло в голову его так назвать в этом холодном северном краю. Она любила тайгу, любила деревню, но последнее время что-то отчаянно звало ее уехать отсюда. Словно нельзя было здесь оставаться, вот только Тайми никак не могла понять — почему?
Сеновал был старый, отовсюду доносились скрипы, и почему-то именно сейчас они показались Тайми тревожными.
— Слышишь?
— Что?
— Скрипит.
Никита прислушался и сделал страшные глаза:
— Это Тонтту.
— Да ну тебя!
Парень засмеялся, а Тайми отмахнулась от него охапкой сена.
Считалось, что Тонтту рождался из обрядового последнего снопа, который хранили в овине. Гадая об урожае, подходили к овину и прислушивались: если слышен скрип — урожай в следующем году будет хорошим. И вроде пугаться нечего, но все же Тонтту — дух, кто знает, что его может обидеть?
Свежий ветер ворвался на сеновал и растрепал волосы Тайми. В небе стремительно пронеслась пара летучих мышей. Из недалекой тайги донеслось глухое уханье филина. Несмотря на разгоряченную кровь и объятия парня, девушка поежилась.
— Знаешь к чему филин кричит? — загадочно ухмыльнулся Никита и сделал большие глаза: — К смерти!
— Да ну тебя, дурак! — обиженно сказала Тайми и прикрыла валяющимся рядом сарафаном грудь. — Только сказки рассказывать и можешь!
— Я еще кое-что могу, — придвигаясь ближе к телу девушки заговорщически произнес Никита.
— И что же? — фыркнула девушка. — Пока я от тебя кроме слов ничего не видала.
— Ты про подарки что ли? — сконфузился Никита.
— Сам догадайся! — отвернулась девушка.
— Тайми, ну я же говорил — поеду в город на заработки и куплю тебе новое платье! — жарко зашептал Никита, придвигаясь еще ближе, сжимая тонкую талию в крепких руках. Тайми вновь ощутила горячий ток крови и мурашки по телу от жаркого дыхания парня, но заставила себя сбросить его руки. — Но без платья ты еще краше!
— Да не нужны мне твои платья!
— А что же тебе нужно? — растерялся Никита. Тайми повернулась к нему, все также прикрывая грудь, и заглянула ему в глаза.
— Ты меня любишь?