Поиск седьмого авианосца
Шрифт:
— Храм Тосогу! — крикнул в ответ летчик, показывая на старинную деревянную пятиярусную пагоду.
— Успеется с храмом! Догоняйте! — обе женщины расхохотались и ускорили шаги.
— Интересно, что это у них за свертки такие? — сказал Брент.
— Кто знает; что придет в голову женщинам, — ответил Йоси.
Они миновали современный комплекс зданий Токийского аквариума, расположившегося по берегу пруда Синобадзу, гладь которого была почти сплошь покрыта цветущим лотосом и водяными лилиями. Изящный каменный мостик был переброшен на островок, где высился старинный синтоистский храм. Вход
— Это храм Бентен — она покровительствует искусствам и красноречию, — объяснил Йоси.
— А сама-то она разговаривает? — поинтересовался Брент.
— О да, она очень болтлива.
Они поднялись выше, и Брент увидел бетонно-стальные небоскребы Токио, словно специально поставленные служить фоном для поросшего кленами холма за храмом и прудом. Перед Брентом предстали два лика Японии: храм, воплощавший незыблемость древних верований, был как бы вписан в панораму суперсовременных башен, над которыми полыхали неоновые огни реклам и торчали телевизионные антенны. Подумать только — мирно уживаются рядом.
— Смотри, — раздался рядом голос Мацухары. — Это дерево посадил ваш президент Улисс Симпсон Грант, — летчик показывал на старую, согнутую годами сосну.
— Вы подумайте!
Женщины повели их вниз по тропинке, извивавшейся между деревьев и кустов, и справа появился маленький храм.
— Семнадцатый век, — сказал Йоси. — Храм Киюмидзу.
Из-за крыши храма поднимался дымок. Они увидели во дворе группу женщин и девушек, толпившихся вокруг железной жаровни, на которой священник и двое служек что-то сжигали. Маюми и Кимио устремились туда, на ходу разворачивая свои свертки, а Йоси, взяв Брента за локоть, остановил его.
— Тебе туда нельзя, — сказал он, улыбаясь.
— Это почему еще?
— В церемонии принимают участие только женщины. Они сжигают своих кукол.
Женщины с поклонами протянули кукол священнослужителю, а тот после короткой молитвы бросил их в огонь. Потом, смеясь и переводя дыхание, они вернулись к своим спутникам.
Маюми разрумянилась, сияла глазами, совсем по-детски хохотала и была еще привлекательней, чем всегда. Брент едва одолевал желание обнять ее и, наконец не выдержав, в нарушение всех японских традиций, взял ее за руки, притянул к себе, заглядывая в самую глубину черных бархатных глаз, видевших, казалось, только его. Показавшуюся бесконечной минуту они стояли, прижавшись друг к другу, испытывая чувство той близости, которое изредка обретают мужчина и женщина, невредимыми вышедшие из губительного огня животной страсти.
— Что за куклы? — спросил Брент для того лишь, чтобы хоть что-нибудь сказать.
Маюми медленно высвободилась, не отрывая от него глаз:
— Этот храм посвящен Бодисатва Каннон, богине милосердия. Она покровительствует женщинам. Эта небожительница отказалась от нирваны, чтобы даровать другим благодать и просветление.
— Но куклы-то при чем?
— Бесплодная женщина жертвует свою куклу и молится о том, чтобы зачать и выносить ребенка, а девушка — о том, чтобы встретить суженого.
— Готов сузиться, — заявил под общий смех Брент. — Ну, а вы-то обе зачем бросили своих кукол в огонь?
— Понимаете, Брент-сан, — стала объяснять
— То есть в огне?
— Да, Брент-сан, мы их сжигаем.
— Ну, теперь пойдем посмотрим на храм Тосогу, — сказал Мацухара. — Это великолепное сооружение, оно тебе понравится.
— А потом — музеи! — воскликнула Маюми.
Все четверо двинулись обратно, и когда почти добрались до невысокой вершины, порыв ветра зашевелил листья на деревьях и кустах, росших по обе стороны тропинки, и Брент вдруг ощутил знакомый ненавистный запах немытого человеческого тела. На секунду почудилось, что щека его стала влажной и комочек желтой слизи скатывается по ней к подбородку. Он оглянулся, не заметил ничего подозрительного и выбранил себя мысленно за излишнюю мнительность.
На самом верху холма, среди валунов, Маюми вдруг споткнулась о камень и, вскрикнув от боли, упала во весь рост. Брент и Йоси подскочили к ней.
— Маюми! — вскрикнула и Кимио. — Ты…
Но слова ее заглушил частый отрывистый треск — словно, рвали парусину, — и Брент безошибочно узнал «голос» автомата АК—47.
— Ложись! Ложись! — крикнул он, одной рукой выхватывая из кобуры свой «Оцу», а другой оттаскивая Маюми за прикрытие валунов. Над головой раздалось шипение, как будто они разворошили целое змеиное гнездо, а потом характерные шлепки разрывающих человеческую плоть пуль сменились долгим пронзительным воплем Кимио — этот вопль боли и ужаса наотмашь бил по нервам, парализовывал волю и обращал мышцы в студенистую массу. Вопль перешел в захлебывающееся бульканье, и Брент почувствовал на лице теплые брызги крови. Кимио, у которой изо рта и шести пулевых отверстий на груди толчками выхлестывались кровавые струи, широко открыв остекленевшие глаза, медленно оседала наземь, съеживаясь как проколотая автомобильная шина.
— Нет! Нет! — закричал Йоси, тоже выхватив пистолет.
Маюми попыталась подняться, но Брент грубо пригнул ей голову к земле — и вовремя: снизу и с противоположной стороны тропинки хлопнули несколько выстрелов. Пули с визгом отскочили от камней, рассыпая искры и мельчайшую каменную пыль.
— Лежать! — прохрипел Брент. — Лежать, не шевелиться! Поняла?
Всхлипывая, девушка кивнула и плотнее приникла к камням. Брент повернулся к летчику. Тот склонился над бездыханным телом Кимио, гладя ее по волосам, заглядывая в открытые неподвижные глаза. Брент окликнул его по имени. Тот не отзывался.
— Йоси! — громче повторил он и дернул его за руку. — Йоси, очнись! Без тебя мы пропали.
Подполковник медленно повернул голову. Слезы текли у него по щекам, но голос был тверд:
— Сейчас я их перестреляю.
— Только попробуй привстать, я сломаю тебе челюсть. Обойдемся на сегодня без камикадзе. Им же только того и надо. Понимаешь? — Он показал на Кимио. — Сам погибнешь, а ее не вернешь. — Удерживая Йоси взглядом, он вспомнил священное для самурая понятие. — Надо отомстить за нее. Отомстить.