Поиски счастья
Шрифт:
И Тымкару почему-то вспомнилось, как двое американцев хотели снова заманить его в Ном.
— Плохие людишки. Знаю! Жадные, как собаки. Ничего. Теперь их не будем пускать к нам.
Впереди что-то зачернело.
— Га-га! — весело прикрикнул он на собак, и те понеслись вскачь.
— Этти! Куда едешь? — догоняя, спросил он.
— К Ван-Лукьяну, на праздник говоренья. Будем также говорить о Гырголе.
— Э-гей! Едем вместе! — Тымкар чему-то громко засмеялся и попытался обогнать незнакомого делегата.
Но тот тоже крикнул на упряжку, и две нарты понеслись рядом.
…В домике Пеляйме шумно. Энмина допрашивает мужа о причине возвращения.
— Чужие мысли в голове твоей! — кричит она на него. — Что скажут люди? Засмеют. Разве вернулся Тымкар? Лучше б я с ним поехала!
Пеляйме молчит. Он не ожидал, что и Энмина осудит его поступок, думал — она обрадуется, увидев его дома.
— Никому нельзя верить, — уже в который раз оправдывается муж.
— Как можно не верить человеку, который выполнил свое обещание, сделал меня здоровой, который помогает чукчам жить лучше! Ты болтаешь пустое!
Энмина выскочила из домика.
Началась поземка. В небе — сполохи сияния.
— Собирайся скорее. Пурга начнется — как поедешь?
Пеляйме не отвечает. Вначале он притворяется спящим, а вскоре действительно засыпает.
«Лучше б я сама поехала», — думает Энмина. Какая-то еще неизведанная боль щемит ее сердце. Что-то новое проснулось в ней, не дает покоя. Завтра вечером начнется съезд. Если не выехать сейчас — будет уже поздно. На мгновение вспомнился Кочак: днем он уехал к другим шаманам совещаться.
— Пеляйме, — говорит Энмина мужу. Не помутился ли твой разум? — Но Пеляйме не отзывается. Утомленный беспокойным днем и трудными мыслями, он крепко спит.
Энмина начала одеваться.
…Никто не видел, как под утро из селения выбежала упряжка — по направлению к Уэлену. На нарте сидела женщина.
Съезд состоялся. И еще не закрылось первое заседание, а телеграмма с мыса Дежнева об установлении и здесь Советской власти уже мчалась по просторам Сибири в Москву, в Кремль, к Ленину…