Пока гром не грянет
Шрифт:
Когда она произнесла последние слова, я скромно потупилась. Я одна знала, но молчала. Зачем этим людям знать о моем проколе? Нет, этот свой вчерашний позор я унесу с собой в могилу!
– Толку от вас никакого – только деньги дерете и ничего не делаете! – Казалось, еще немного и Алевтина начнет топать ногами.
– Так, ну все – мне это надоело! – Разгневанный Михайлов встал с дивана и решительно направился к выходу, резким движением отстранив при этом Алевтину Павловну.
– Хам! – тихо процедила она сквозь зубы.
– Мой
– Что дальше? – спросила я хозяев.
– Ничего! Вы работаете с моей женой! – сказал Скоробогатов и тоже вышел из гостиной. Он явно был расстроен происшедшим.
– Ну вот, Женечка! Видите, как хорошо все получилось! – проворковала мне Алевтина вымученно радостным тоном.
– Что-то мне так не кажется... – усмехнувшись, ответила я.
На этот раз я всю репетицию сидела в зале как привязанная. Те же резкие выкрики Скоробогатова в адрес актеров, те же банальные сцены из польской жизни периода второй мировой войны.
Все было, как вчера. Я сидела рядом с паном Годецким, который все так же безучастно относился к скоробогатовской интерпретации своей пьесы, откинувшись на спинку кресла и катая в руках неизменный теннисный мячик.
– Вы что – теннисист? – спросила я его.
– Нет! – пожал плечами поляк.
– Тогда зачем вам этот мячик?
– Он успокаивает мне нервы! Знаете, есть такие металлические китайские шарики, которые катают в ладони?
– Конечно! – ответила я.
– А вот мне не нравится холодный металл! А шерстяное покрытие этого мячика очень приятно на ощупь. К тому же он мягкий и как будто живой!
– Надо же! – усмехнулась я. – Похоже, он заменяет вам домашнее животное!
– Ну вы скажете... – Годецкий улыбнулся и, подкинув мячик метра на два, ловким движением руки поймал его.
– У вас хорошая реакция! – заметила я.
– С детства люблю жонглировать, – ответил Годецкий. – Жалко, что у меня сейчас только один мячик. Было бы три – я бы вам показал класс!
– А почему вам приходится успокаивать нервы? Не нравится то, что происходит на сцене?
– Почему? Георгий очень хороший режиссер! Мне по душе его постановки! Иначе бы я не доверил ему свою пьесу.
– Тогда что же вас беспокоит?
– То, что происходит за кулисами! Этот чертов Алин маньяк!
– По тому, что я уже видела, можно сделать заключение, что его атаки на Алевтину Павловну имеют больше психологическое, нежели физическое воздействие.
– Может быть, и так, но кто его знает, этого психа! – махнул рукой Годецкий. – У меня какое-то нехорошее предчувствие.
– Вы верите в предчувствия?
– Верю! И что самое гнусное – мои предчувствия еще никогда меня не обманывали! – задумчиво сказал Годецкий, не отрывая глаз от сцены, где Аркадий страстно целовал Алевтину
– А почему в театре так мало людей? – спросила я.
– Основной состав сейчас гастролирует где-то в Воронеже, – махнул он рукой. – А Георгий в это время решил во что бы то ни стало подготовить новую премьеру. Насколько я понимаю, вас взяли на работу вместо администратора, который сейчас находится с труппой на гастролях?
– А почему у вас в пьесе так мало героев? – решила я сменить тему.
– Почему мало? – удивился он. – Трое – это уже много. Третий-то лишний!
– Пожалуй, да! – согласилась я с логикой автора.
– Кстати, а вы едете на пикник? – спросил вдруг Годецкий.
– На какой еще пикник? – удивилась я.
– У Али день рождения, и она собирается отметить его на Волге.
– В первый раз об этом слышу! – ответила я.
– Думаю, что вас пригласят! Там еще будут директор, его супруга, естественно, Жора, ну и я. Вот, наверное, и все.
«Конечно, пригласят! – подумала я. – Только не веселиться, а охранять покой Алевтины Павловны».
– А вы не знаете, где будет проходить вечеринка?
– На какой-то турбазе. Жора сказал, где-то в пятидесяти километрах от города.
– Понятно! – кивнула я.
Турбаз вокруг города было предостаточно. В основном это были ведомственные лагеря отдыха, до перестройки принадлежавшие тем или иным организациям. Теперь же практически все они стали самостоятельными предприятиями, активно зазывающими простых граждан насладиться отдыхом на живописных берегах Волги. Обычно подобное «предприятие» представляло из себя несколько десятков фанерных домиков и столовую, в которой отдыхающим предлагалась более или менее сносная пища. Вот, собственно, и все. Если к этому добавить довольно высокие цены за это удовольствие, то картина получалась не очень-то привлекательная.
Именно поэтому большинство моих знакомых предпочитали отдыхать на своих собственных дачах, которые в основном так же располагались на живописных волжских берегах. И туристическо-лагерный бизнес в области медленно, но верно умирал, уступая место значительно более полезному и приятному дачно-огородному досугу. Однако оставшиеся на плаву небольшие волжские турбазы как нельзя лучше подходили для проведения мероприятий, подобных пикнику Алевтины Павловны.
– А вы давно в театре? – вдруг спросил меня Годецкий.
– Совсем недавно – меня же вам только вчера представили, – ответила я, удивленно посмотрев на него.
– Нет, я имел в виду: давно ли вы вообще связаны с театром? Не с этим, а с театром, так сказать, с большой буквы! Ведь до того, как вы попали к Скоробогатову, вы уже где-то работали?
– В театре – нет! – честно призналась я.
– Да? – почему-то оживился Годецкий. – И откуда же вы пришли сюда?
Я уже пожалела, что начала этот разговор! И что же мне соврать этому человеку?