Пока гром не грянет
Шрифт:
– Женя, честное слово, я собирался тебе позвонить на днях!
– Ой ли? И что же не позвонил?
– Так ведь ты сама позвонила!
– Ах вот оно что! Значит, если бы я тебе не позвонила, то...
– То я бы сам позвонил тебе сегодня же!
– Не верю!
– Ну как мне теперь заслужить твое прощение?
– Поздно! – заявила я.
В этот момент у стола вновь появилась официантка:
– Решили, что будете заказывать?
– Одну минуточку! – ответил Лисовский и углубился в изучение меню. – Так... Нам, пожалуйста,
– Десерт один? – уточнила официантка.
– Да, один. Это для дамы.
– Пить что-нибудь будете?
– Конечно, будем! – оживился Лисовский. – Принесите-ка нам двести грамм вот этого армянского коньяка. Надеюсь, он настоящий?
– А что, по цене не видно? – ехидно спросила официантка.
– Да, именно по цене и видно! – согласился Лисовский.
– Все? – спросила официантка.
– А что, мало?
Она молча кивнула и удалилась исполнять наш заказ.
– Слушай, ты что, решил окончательно разориться? – спросила я Сергея.
– Во-первых, я всячески стараюсь загладить свою вину перед тобой. Во-вторых, если я не дождусь твоего прощения, то зачем мне вообще продолжать это жалкое существование? Вот сейчас грохну все деньги на этот прощальный ужин, потом пойду в туалет и там застрелюсь из табельного оружия.
– А если я тебя все-таки прощу, а ты уже грохнешь все деньги – что тогда?
– Буду бедный, но безумно счастливый!
– Ну хорошо, я пока подумаю. Кстати, а чего это ты вдруг заказал коньяк? Всегда ведь любил сухое красное.
– Хочу тебя споить, а потом завезти к себе домой и там изнасиловать.
– Тогда в твоих планах неувязочка. Суицидальные намерения плохо увязываются с агрессивно-сексуальными.
– Э... – на миг задумался Сергей. – Я вначале тебя изнасилую, а потом застрелюсь.
– Вот это будет правильнее! Потому что, если ты этого не сделаешь, я протрезвею и первым делом сделаю это сама. Таким образом ты сэкономишь мне средства в размере стоимости двух патронов. У тебя-то они государственные, а я свои покупаю в магазине!
– А почему двух? – удивился Лисовский.
– Ты забыл, что я всегда стреляю два раза?
– Ах да, контрольный выстрел! Эти ваши дурацкие спецназовские штучки!
– Эти дурацкие штучки много раз спасали мне жизнь! – заметила я.
– Знаю, просто у нас на сегодняшний вечер вырисовываются какие-то очень мрачные перспективы.
– Ну почему же мрачные? – улыбнулась я. – Я же еще не вынесла решения по вашему делу!
– Жду с нетерпением!
– Жди! А я пока подкреплюсь и выпью!
– Значит, я буду пребывать в неведении о своей судьбе до конца ужина?
– Если захочу, то и больше! Я женщина, и, как сказал поэт, я всегда права!
– Ладно, давай сменим тему. Точнее, давай перейдем к делу... – махнул рукой Сергей.
– О'кей! К делу так к делу! Почему, кстати, ты его назвал идиотским?
– Когда это?
– По телефону
– Ах да, правильно! Но дело действительно идиотское, согласись: уже две недели какой-то маньяк подкидывает всякие гадости известной театральной актрисе – и ни одного свидетеля! И это за две-то недели? При этом у меня создается впечатление, что особого желания сотрудничать с органами для ускорения поимки этого милого товарища у потерпевшей стороны нет!
– Кстати, я это тоже заметила. У Алевтины Павловны наблюдается какой-то странный скепсис по этому вопросу. Или просто равнодушие. Но, с другой стороны, она каждый раз просто теряет сознание, когда находит очередной знак неразделенной любви со стороны своего обожателя.
– А обожатель продолжает упорствовать в своем стремлении сойтись поближе с Алевтиной Павловной...
– Или ему просто нравится сам процесс... – заметила я.
– Может быть, и так. Но как тебя угораздило оказаться рядом с этой семейкой?
– И ты еще спрашиваешь? – возмутилась я. – Ведь ты сам порекомендовал меня Алевтине!
– Ну вот! – обрадовался Сергей. – А ты говоришь, что я тебя совсем позабыл!
– В этом случае ты бы лучше меня не помнил! Впрочем, пока работа не пыльная. Не знаю, зачем вообще меня наняли – только и делаю, что сопровождаю Алевтину из дома в театр и из театра домой. Вот, собственно, и все. Правда, на днях намечается некий пикник, боюсь, что там мне придется попотеть. Причем не столько охраняя Алевтину от маньяка, сколько следя за тем, чтобы перепившиеся деятели сцены просто не утонули в Волге.
– Я тебе сочувствую!
– Спасибо! Значит, ничего нового по этому делу ты мне не сможешь сообщить?
– Увы! Думаю, ничего, кроме того, что тебе уже известно! Несколько записок нейтрально-сексуального содержания, потом более резкий тон в письмах, потом кровь на платьях в шкафу, потом та же кровь в постели дома!
– И вчера еще обезглавленный голубь в уборной!
– Да? Я об этом ничего не знал! Странно, что Скоробогатовы не сообщили об этом в милицию.
– Это было только вчера. И скорее всего они уже не верят, что твои доблестные коллеги справятся со столь не характерным для нашей действительности делом. Все-таки маньяк-обожатель – это прямо сюжет какого-нибудь голливудского триллера.
– Обижаешь, значит, родную милицию?
– Больно надо! И вообще – ну их к свиньям, этих Скоробогатовых! Причем вместе с их маньяком!
Я взяла розы со стола и, поднеся к лицу, вздохнула, наслаждаясь их свежим запахом. Потом улыбнулась и посмотрела на Сергея.
– Так что ты там говорил о своих планах увезти меня к себе?..
Утром в театре я первым делом спросила Алевтину Павловну о приближающемся пикнике.
– Пикник? – удивилась та. – Ах да! Мой юбилей! Мне ведь, Женечка, в эту субботу стукнет сорок!