Пока мы лиц не обрели
Шрифт:
Следующий день (день перед поединком) прошел как во сне. С каждым часом становилось все труднее поверить в происходящее. Слухи о состязании разлетелись по всей стране, и толпы простонародья еще с утра собрались у ворот. Хотя я была об этих людях невысокого мнения - слишком свежо было в памяти то, как они предали Психею, - но, хочешь не хочешь, восторженные крики слегка вскружили мне голову. С посетителями же иного звания - старейшинами и князьями - я немного побеседовала. Ни один из них не усомнился в моем праве на трон, так что речь моя была короткой, хотя Лис и Бардия похвалили ее. Пока я говорила, глаза благородных были прикованы к моему платку. Видно было, что им очень хотелось бы знать, что он скрывает. Затем я посетила Трунию и сказала ему, что один из наших воинов вызвался биться за.его жизнь (я не стала
– Кто эта красотка?
– спросил Труния, как только Редиваль вышла.
– Моя сестра, царевна Редиваль, - сказала я.
– Глом даже зимой - цветник, полный роз, - вздохнул Труния.
– Но почемуты так жестока, Царица, почему даже на миг мне не дано увидеть твоего лица?
– Если ты ближе сойдешься с моей сестрой, она тебе объяснит, - сказала я довольно зло, хотя это не входило в мои намерения.
– Что же, я не прочь, но для этого нужно, чтобы завтра победили мы, - сказалцаревич.
– Иначе смерть возьмет меня в мужья. Но если все же удача улыбнется нам,не стоит обрывать так внезапно начавшуюся дружбу. Почему бы мне не взять женуиз дома Гломских царей? Хотя бы тебя, Царица?
– Двоим на моем троне будет тесновато, князь.
– Тогда твою сестру.
Вот об этом стоило подумать. Но все во мне противилось тому, чтобы дать положительный ответ: очевидно, я сочла, что царевич слишком хорош для Редивали.
– Мне сдается, - ответила я, - что брак этот возможен, но прежде я должнапоговорить с моими советниками. Я поддержу тебя.
Конец этого дня был еще удивительнее его начала. Бардия отвел меня в казармы, чтобы в последний раз перед боем позаниматься со мной,
– Основная твоя слабость, Царица, - сказал он, - это отходной финт. Ты сним знакома, но мне хотелось бы совершенства во всем.
Мы отрабатывали этот прием около получаса, а потом остановились, чтобы перевести дыхание. Бардия сказал:
– Лучше не бывает. Скажу тебе честно: если бы мы взяли сейчас в руки боевоеоружие, ты бы убила меня. Но я скажу тебе еще две веши. Первое: если страх охватит тебя, когда ты скинешь плащ и толпа заревет, и противник твой покажется напротив, - не пытайся скрыть этот страх. Всякий изведал его, впервые идя в бой. Я чувствую его перед каждой схваткой. Может быть, твоя божественная кровь даст тебе нечеловеческое бесстрашие - тем лучше. Второе: шлем твой хорошо сидит и не слишком тяжел, но выглядит бедно. Лишняя позолота тебе не повредит. Давай попробуем подыскать что-нибудь в опочивальне.
Я уже говорила, что в опочивальне Царь собрал множество различного оружия и доспехов. Мы вошли и увидели Лиса, который сидел у царского изголовья в задумчивости. Не знаю, о чем он думал, - вряд ли он любил своего старого хозяина.
– Без изменений, - сказал грек.
Мы с Бардией стали рыться в груде железа и вскоре вступили в пререкания: мне казалось, что надежнее всего меня защитит привычная старая кольчуга, но воин говорил все время: "Нет, постой! Может, лучше вот эту!" Мы были всецело поглощены этим занятием, когда Лис воскликнул у нас за спиной:
– Все кончено!
Мы обернулись; полуживое тело в царской постели испустило дух в тот самый миг, когда (не знаю, хватило ли у этого живого трупа сил заметить) женщина примеряла на себя доспехи, которые некогда облегали его грудь.
– Да будет мир с ним, - спокойно молвил Бардия.
– Мы скоро закончим. Когдамы уйдем, позови женщин, чтобы обмыли тело.
И мы снова принялись примерять шлемы и кольчуги.
То, о чем я мечтала долгие годы, произошло почти незаметно, потому что у меня в тот миг были более насущные дела. Только через час (когда нашлось время) до меня в полной мере дошло случившееся. С тех пор я не раз замечала, что смерть любого человека производит намного меньше переполоха, чем можно было бы ожидать. Люди, которых любили и которые заслуживали любви куда больше, чем мой отец, отправлялись к праотцам при полном спокойствии окружающих.
В конце концов я остановилась на моем старом шлеме. Правда, мы попросили оружейника надраить его так, чтобы он блестел не хуже серебряного.
Глава девятнадцатая
Приготовления к важному событию длятся обыкновенно куда дольше, чем оно само. Так коронное блюдо пира пожирается гостями в одно мгновение; а ведь десятки людей за день до этого забивали скотину, разделывали тушу, жарили и приправляли мясо, а после пира мыли посуду и чистили столы. Поединок мой с Эрганом длился не более шестой части часа, но приготовления к нему поглотили весь день.
Прежде всего, Лис, ставший теперь вольноотпущенным, имел право на роскошные одежды, положенные ему по чину (Светоч Царицы - так называлась его дворцовая должность, предусмотренная нашими обычаями, но почти отмененная моим отцом). Но проще было бы обрядить девушку, первый раз выходящую в свет, чем престарелого греческого философа. Для начала грек заявил, что все одежды варваров страдают варварским вкусом, и чем они шикарнее, тем сильнее им страдают. Ему, видите ли, больше по нраву старая, побитая молью туника. Только мы привели ее в относительный порядок, как появился Бардия и потребовал, чтобы я билась с непокрытым лицом. Он боялся, что платок помешает мне видеть противника; к тому же он не мог решить, как мне надеть его - под шлем или поверх шлема. Но я твердо заявила, что о поединке с открытым лицом не может быть и речи. В конце концов, я велела Пуби сделать мне нечто вроде капюшона из тонкого, но непрозрачного полотна; в нем будет два отверстия для глаз, и он будет такого покроя, чтобы его удобно было носить поверх шлема. Отверстий можно было бы и не делать: я не раз побеждала Бардию с лицом, покрытым моим старым платком; но капюшон с дырками выглядел страшнее и делал меня похожей на привидение. "Если он трус, - заметил Бардия, - эта маска нагонит на него страху!" Выезд назначили на ранний час, поскольку столпотворение на улицах намечалось такое, что нельзя было и надеяться быстро доехать до поля боя. Мы собирались облачить в достойный наряд также Трунию, но он отказался.
– Чем бы ни кончилась битва, - молвил царевич, - исход ее не зависит от того,облачусь ли я в багрянец или предстану в своей походной одежде. Кстати, Царица,кто будет защищать мою честь?
– Ты узнаешь это на месте, - коротко ответила ему я.
Труния онемел, когда увидел меня в моем боевом облачении; я смахивала на гостью из загробного мира: не было видно ни шлема, ни шеи, только две дырки для глаз, проделанные в белом полотне. Была ли я больше похожа на чучело или на прокаженного - суди, читатель, сам. Испуганное лицо Трунии порадовало меня; я сразу подумала о том, какое впечатление мой наряд произведет на Эргана.
Возле ворот нас встретили несколько старейшин и князей, чтобы сопровождать в поездке через город. Легко догадаться, о чем я подумала, когда увидела их: я сразу вспомнила, как Психея вышла из дворца, чтобы лечить людей от лихорадки. И разумеется, как она выехала в свой последний путь, направляясь к Священному Древу. Кто знает, подумалось мне, может, именно это и имел в виду бог, когда изрек: "Участь Психеи - отныне и твоя участь". Ведь меня тоже должны принести в жертву. Я уцепилась за эту мысль, как за что-то прочное и надежное. О жизни своей или смерти мне было некогда думать. На меня смотрело слишком много людей; под взглядом этих глаз я могла думать только о поединке и ни о чем больше. Если бы ко мне подошел прорицатель и сказал, что я буду славно биться десятую часть часа, а потом погибну, я бы дала ему без колебаний десять талантов.