Пока мы лиц не обрели
Шрифт:
– Психея!
– позвала я.
– Психея! Истра!
– и побежала на звук, но уверенностьуже оставила меня. Я припомнила, что подобный звук иногда издает (даже при легком ветерке) колодезная цепь. Неужели это всего лишь она?
Я остановилась и прислушалась. Плача не было слышно, но казалось, что кто-то крадется в темноте. Затем я ясно увидела человека в плаще, который метнулся через освещенный луною двор и скрылся в кустах. Я устремилась за ним во всю прыть. Пошарив рукой в густом кустарнике, я наткнулась на другую руку.
– Спокойно, милочка!
– прошептал кто-то.
– Отведи меня во дворец.Голос показался мне совершенно
Глава семнадцатая
– Кто здесь?
– воскликнула я, отдернув руку так быстро, словно дотронулась до змеи.
– Выйди и покажись!
Первой моей мыслью было, что у Редивали стараниями Батты, которая перепутала обязанности надсмотрщицы с обязанностями сводни, есть любовник.
Из кустов выбрался высокий, статный мужчина.
– Я - скромный проситель, - сказал он таким бодрым голосом, каким просители и не говорят никогда.
– Нет такой хорошенькой девчонки, которую я не просил бы о поцелуе, - закончил незнакомец свою мысль.
И тут же попытался привлечь меня к себе, но я была настороже. Увидев блеснувшее в лунном свете острие кинжала, пришелец рассмеялся.
– Зоркие же у тебя глаза, если ты рассмотрел мою красоту, - сказала я, поворачиваясь так, чтобы он отчетливо увидел, что мое лицо закрыто платком.
– Скорее чуткие уши, сестричка, - ответил гость.
– Девушка с таким голосомне может быть уродиной.
Приключение было для меня настолько внове, что у меня появилось дурацкое желание растянуть его. Это была странная ночь. Но я решила не терять головы.
– Кто ты?
– повторила я свой вопрос.
– Говори, или я позову стражу!
– Да не вор я, милашка, - так же весело ответил незнакомец, - хотя и кралсяпо-воровски, ибо опасался встретить в саду кого-нибудь из моих любезных родичей.Я спешу с прошением к Царю. Отведи меня к нему, - и с этими словами он позвенелмонетами в кулаке.
– Если не случится чуда и Царь не оправится от недуга, - сказала я, - то тысейчас беседуешь с Царицей.
Он тихо присвистнул и рассмеялся.
– Если ты и верно Царица, то я и верно дурак! Прими мое прошение, госпожа.Я прошу о покровительстве и убежище на несколько дней. Я - Труния Фарсийский.
Эта новость застала меня врасплох. Я уже писала, что царевич поднял мятеж против своего брата Эргана и старого царя, их отца.
– Значит, поражение?
– спросила я.
– Я попал в засаду. Царские конники кинулись за мной, - сказал Труния.
– Я уходил от погони, сбился с пути и попал в Глом. К тому же конь мой охромел в трех милях отсюда, и его пришлось бросить. Увы, брат мой обложил заставами все пограничье! К полудню мои преследователи будут у твоих ворот. Если ты спрячешь меня от них на день-другой, то потом я тайно отправлюсь в Эссур и достигну кружным путем моих главных сил в Фарсе; тогда весь мир увидит, кто из нас сильнее в честном бою!
– Хорошо говоришь, князь, - сказала я сдержанно.
– Но, оказав тебе покровительство, по закону и по обычаю мы должны будем защищать тебя силой оружия.Я хотя и недолго на троне, но слишком хорошо знаю, чем может кончиться для насвойна с Фарсой.
– Ночи сейчас холодные. Трудно путнику под открытым небом, - сказалТруния.
– Мы рады тебе как гостю, но не можем предоставить тебе убежище. Это обойдется нам слишком дорого. Порог моего дворца ты переступишь только пленником.
– Пленником?
– воскликнул он.
– Тогда до скорого, Царица!
И с этими словами он метнулся в кусты с прытью, неожиданной для усталого человека (а что он действительно устал, было слышно даже по его голосу). Я не попыталась остановить его, зная, что старый жернов сделает это за меня. Труния растянулся на земле, попытался снова вскочить на ноги, но взвыл от боли, выругался и затих.
– Вывих, если не перелом, - простонал он.
– Будь проклят тот бог, которыйделал ноги человеку! Ну что же, Царица, зови своих стражников. Пленник так пленник, лишь бы не попасть в лапы к палачу моего брата.
– Если представится хоть малейшая возможность, мы спасем твою жизнь. Мыпостараемся сделать это, не вступая в войну с Фарсой, - сказала я.
Казармы были рядом, и я без труда позвала стражей, не сводя ни на миг глаз с царевича. Как только я услышала шаги воинов, я сказала Трунии:
– Накинь на лицо плащ. Чем меньше людей будет знать, кто мой пленник, темлегче мне будет вести переговоры о твоей судьбе.
Стражники подняли беднягу, и с их помощью он дохромал до залы. Я велела позвать цирюльника, чтобы он вправил сустав. Затем я прошла в царскую опочивальню. Арнома там не было. Царю стало хуже - лицо его было багрово-красным, хриплое дыхание с трудом вырывалось из груди. Говорить он не мог, лишь глаза его перебегали с одного из нас на другого, и я задалась вопросом: что он сейчас чувствует и о чем может думать?
– Где ты была, доченька?
– сказал Лис.
– Ужасные вести с заставы! ЭрганФарсийский с тремя или четырьмя отрядами конников пересек границу и идет к Глому. По его словам, он преследует своего брата Трунию.
Как быстро дает себя знать тяжесть царского венца! Еще вчера мне и дела не было бы до того, сколько вооруженных чужеземцев пересекло нашу границу, теперь же эта весть прозвучала для меня как пощечина.
– Для нас не так важно, - добавил Бардия, - действительно ли он гонится заТрунией или он пересек границу, только чтобы поправить свою пошатнувшуюся славуи показать, что с нами можно не считаться…
– Труния во дворце, - сказала я. Прежде чем они оправились от изумления, явывела их из опочивальни, потому что взгляд отца был невыносим для меня. Остальные же обращали на больного внимания не больше, чем на покойника. Я приказаларазвести огонь в комнате, куда некогда заключили Психею (в той самой, пятиугольной), и отвести туда царевича, как только он отужинает. Затем мы начали совещаться.
По трем вопросам мы сразу пришли к согласию. Во-первых, мы не сомневались, что, если Труния вывернется из трудного положения, в которое попал, в дальнейшем его победа над Эрганом и восшествие на фарсийский престол более чем вероятны. Отец его совсем стар, его можно не брать в расчет. Чем дольше протянется смута, тем больше сторонников, скорее всего, соберет под свои знамена Труния. Эрган славится как человек жестокий и коварный и к тому же трус (это стало ясно в первой же битве). Многие его ненавидят и готовы бросить ему вызов. Во-вторых, мы согласились между собой, что Труния на фарсийском троне будет нам лучшим союзником, чем Эрган, особенно если мы протянем ему руку в беде. И в-третьих, мы были единодушны в том, что война с Фарсой нам сейчас не по силам, даже если воевать придется только с той частью войска, которая стоит на стороне Эргана. Мор погубил слишком много молодых людей, и зерна в наших амбарах было тоже не густо.