Пока не погаснут звезды
Шрифт:
– Я скоро вернусь, - и исчезает.
А вскоре возвращается с очередной картой-допуском, а в углу тихо млеет в предвкушении ночи очередная дамочка. Ни одной осечки. После мы еще какое-то время высиживали на глазах других пассажиров и уходили в свою каюту. Там я благословляла муженька на «измену» и засыпала с чистой совестью. Как говорится: «И волки сыты, и овцы целы». Но это всё, в общем-то, мелочи.
Более важным стал обмен информацией. Егор Брато теперь интересовал нас обоих. Гротер выискивал его следы, я внимательно выслушивала то, что удалось узнать аривейцам – это было главным условием наших договоренностей. Я отвечаю
После давних событий, вскоре после того, как Егора судили, папа провел большую чистку. Из всех архивов академии было убрано его имя, как «порочащее честь академии». И следов, действительно, не осталось. Родители Брато пропали без вести, когда он был ребенком, и друг его отца, в то время занимавший пост, на который после был назначен мой отец, взял мальчика в кадетский корпус при академии. Про чистку я узнала от папы. В те дни мне было всё равно. После того, что произошло, я погрузилась в апатию и жила автоматически, не имея на то ни желания, ни сил.
Зато на Адоре след Брато оказался жирным и достаточно коротким. Он пробыл там всего восемь месяцев, а после сбежал. История была занятной и действия того, кто освободил безвестного заключенного - отчаянными. Перевозчик одной из медицинских компаний запросил разрешение на экстренную посадку. Сбой в системе навигации завел перевозчик на орбиту Адоры. Без вмешательства специалиста продолжать полет было опасно, и руководство колонии решило помочь. Из-за невозможности сбежать с планеты заключенные передвигаются там свободно в пределах колонии. К тому же на каждом маячок и имплант – сердечный стимулятор. Отдалится от колонии, сердце остановится.
В общем, пока восстанавливали навигационную систему, проводили еще какой-то мелкий ремонт, потому что перевозчик оказался древним и грозил рассыпаться при первом же удобном моменте, пилот связался с Брато. Некоторые заключенные, ставшие свидетелями их общения, говорили, что разговаривали они как старые знакомые. Кто-то утверждал, что познакомились там, на Адоре. Как бы там ни было, но когда перевозчик покинул пределы планеты, исчез и Егор. Маячок его нашли на другом заключенном, стимулятор оказался заблокирован.
Это стало основным поводом подозревать пилота старого корыта в том, что на Адору он прилетел с целью помочь Брато сбежать. При дальнейшем расследовании выяснилось, что перевозчик этот был списан медицинской компанией еще десять лет назад и продан какому-то частному лицу. Частное лицо пожал плечами и пояснил, что аппарат был слишком проблемным, и он его не использовал уже года три. То, что его угнали, то самое лицо узнало только от следователей. Имя пилота перевозчика, зафиксированное на Адоре, тоже никуда не привело, документы были фальшивыми, и установить личность пособника заключенного Брато так и не удалось, как и найти след злосчастной развалины, носившей гордое название – космическое малогабаритное судно.
Ну, собственно, и всё. На этом следы бывшего курсанта Третьей Космической Академии и моего первого возлюбленного Егора Брато обрывались и появились уже на борту дипломатического лайнера. Где он провел все эти годы,
Из моих баек Гротер узнал, что мы с Егором познакомились случайно, встречались несколько раз, а потом его арестовали. Я интересовалась, куда пропал новый знакомый, так и узнала, что его отправили на Адору. Не скажу, что аривеец поверил мне безоговорочно, но сильно не напирал, потому что его больше интересовало настоящее, а не прошлое. А в настоящем Егор связался со мной по контактору – это стало моей полуправдой, которую я рассказала Гротеру, отвечая на его вопросы в первый день перемирия. Почему насторожил вызов? А с чего бы ему вспоминать обо мне через тринадцать лет? И к нашему делу я его не привязывала, но намек на совместную работу был. Впрочем, это могло означать, что я была нужна Брато для другого дела, но аривейцы спутали карты. Вот и всё, что от меня узнал Гротер. Про то, что Егор был на лайнере, и что мне там подсадили еще один имплант, я ничего не сказала, как не сказала и про то, что прошла обследование у ина Фрерика.
Сам поганец про имплант ничего не сказал и на мой вопрос – как обездвижил, ответил:
– Ты опытная девочка, сама умеешь обездвиживать, - и взгляд такой у него был при этом проникновенный, что надежда на короткую память аривейца испарилась в то же мгновение.
Вот так, не договаривая, наблюдая друг за другом, но сохраняя видимость равных партнерских отношений, мы прибыли на Латуве и теперь направлялись в отель, где должны были провести время до отправки на Чилай-ве. Наш водитель заливался соловьем, расписывая прелесть родной планеты, и как нам тут понравится. Кончики его ушей восторженно трепетали, пока он воспевал Латуве. Мы с Гротером послушно восхищались в ответ.
В отеле нас ждал очередной взрыв латувеанской радости. И когда чету Ратценбергер проводили в их номер, мы с Гротером дружно выдохнули с облегчением.
– Наконец-то, - от души произнес аривеец, падая в удобное кресло. – Всегда не любил Латуве.
– Они милые, - я пожала плечами, останавливаясь у огромного панорамного окна во всю стену. – Самая дружелюбная планета.
– Угу, - усмехнулся за моей спиной Гротер. – Я как-то встречался с их агентом. Там от дружелюбия только место рождения. Заносчивый, надменный хам.
– Кто бы говорил, - хмыкнула я, разглядывая вид суетящегося города.
– Я не заносчивый, - голос напарника прозвучал совсем рядом. – И не хам… почти.
Я обернулась и ткнулась носом в твердую аривейскую грудь. Подняв на Гротера взгляд, я усмехнулась:
– Зато озабоченный.
– Наследственность, - философски ответил тот, притискивая меня к толстому стеклу. – У нас дома все такие.
– Гротер, - я уперлась ему ладонями в грудь, - мы договорились...
Он перехватил мои руки и завел их наверх, прижав к прохладному стеклу.