Пока смерть нас не разлучит
Шрифт:
Да, мой муж оказался жалким типом. Но когда мы знакомились, он ведь не говорил мне: «А вы знаете, я самый голубоглазый парень в штате. И еще я патологический врун и маниакальный игрок».
Нет, он был душкой.
И долго душкой оставался — пока все не рухнуло в один злосчастный день.
Короче, боюсь я прочных обязательств в отношениях или нет, есть у меня такая фобия или нет — в любом случае Джек не имел права устраивать мне сеанс психоанализа на дому.
Растеревшись полотенцами, я надела все свежее, чтобы почувствовать себя обновленной, и решила поужинать в кофейне,
Снаружи уже стемнело. Однако от парадной до входа в кафе мне предстояло пробежать буквально несколько ярдов — и под присмотром нашего привратника. Так что бояться смешно.
На улице было зверски холодно, и в кофейне сидело меньше народу, чем обычно по воскресным вечерам. Мало кому хотелось высовывать нос из дома.
Я заказала бокал каберне, блинчики и салат из помидоров, огурцов и лука.
Первое время на публике я чувствовала себя отлично. Во мне тихо докипала недавняя обида, но в общем и целом я успокоилась — потягивала вино и листала воскресный выпуск «Нью-Йорк таймс».
Но когда я вычистила тарелки и допила вино, на меня нашло что-то вроде столбняка.
Дура, лениво колыхалось в моей голове, саму себя высекла.
Выставила Джека из квартиры, чтобы потешить свое эго, а теперь вот сижу одна — и кому от этого лучше?
И как теперь с Джеком помириться? Уже завтра он упорхнет в Вашингтон. А я со своим покаянием останусь тут. Конечно, я напрасно, несправедливо наехала на него.
В «Глоссе» как-то была статья с заголовком: «Секреты удачного брака, которым мама не учила». Там не единожды повторяли: семь раз подумайте, прежде чем один раз отрезать, и в споре, даже будь вы на все сто уверены в собственной правоте, предпочтительнее начинать фразу словами «мне кажется». Конечно, вариант типа «ну ты и козел» более выразителен с художественной точки зрения… но тут приходится выбирать: оставаться с мужем или с художественным эффектом.
Я сначала накрутила себя против Джека, который ни в чем виноват не был, а потом довела его до того, что он меня обидел. И выставила его вон.
Мне вдруг страшно захотелось позвонить ему.
Я закончила ужин чашечкой кофе, оплатила счет и помчалась домой. Меня остановил привратник:
— Бейли, тут для вас есть кое-что.
Он юркнул в свою комнатку в вестибюле и вынес оттуда конверт.
— От Джека, то есть от мужчины, с которым вы меня постоянно видите? — обрадовано спросила я.
— Не знаю, — сказал привратник. — Я помогал жильцу выносить чемоданы — вернулся, а на лавочке лежит конверт.
— Понятно. Спасибо.
Возле лифта я вскрыла конверт.
Внутри находился только один лист бумаги, в центре которого толстым маркером было намалевано печатными буквами: «НЕ СУЙСЯ!»
— 9 —
Когда в понедельник утром я ехала в Гринвич (даже в машине в пальто и застегнутая на все пуговицы, подбородком утопая в колючем шарфе), вдоль расчищенных дорог высились гигантские сугробы.
Было еще холоднее, чем неделю назад.
Накануне вечером температура пошла круто вниз, и теперь на открытом воздухе уже через десять секунд появлялось ощущение,
Первой по плану, до визита на ферму, была центральная гринвичская библиотека.
Поскольку я хорошенько изучила карту, библиотеку удалось отыскать без проблем, не плутая по городу. Здание впечатляющих размеров, новое; надо думать, построено на деньги какого-нибудь местного воротилы, который решил щедрым даром увековечить свое имя. Я припарковала джип на библиотечной стоянке и направилась ко входу.
Прежде чем открыть стеклянную дверь, я резко оглянулась — проверила, не увязался ли кто за мной.
Похоже, слежки нет. На улице в основном пенсионеры да мамаши с совсем маленькими детишками, которые упакованы в такие объемистые теплые комбинезончики, что похожи на неповоротливых роботов — шагают на негнущихся ногах, руки не сходятся на боках.
Увы, проверка нисколько меня не успокоила.
С тех пор как я вышла из своего нью-йоркского дома, я вся была на нервах.
Это «НЕ СУЙСЯ!» пронзило меня в самое сердце.
Выходит, напавший на меня в пятницу негодяй не побоялся зайти прямо в мой дом — и это у него получилось без проблем.
Значит, ему ничего не стоит напасть на меня в лифте, или позвонить в мою дверь, или тайно проникнуть в мою квартиру…
Одного я понять не могла: почему меня вторично предупреждают?
Почему преступник не торопится?
Является ли второе предупреждение последним?
Если я не отреагирую, значит ли это, что меня в самое ближайшее время толкнут под автобус или под поезд подземки?
И как было с теми, с другими: их тоже сначала предупреждали?
Только об Эшли я могла с уверенностью сказать: никаких предупреждений она не получала.
Как только я прочитала анонимную угрозу, я тут же кинулась обратно в вестибюль, к привратнику. Тот опять повторил, что не заметил, кто оставил конверт с запиской. Однако я поднажала на него, и он повел меня к парню, который последнюю пару недель работал в нашем доме носильщиком, а сейчас расчищал от снега тротуар перед домом.
Привратник разъяснил парню ситуацию и спросил, не ошивался ли поблизости какой-нибудь странный тип, не заходил ли украдкой в дом посторонний. Тот лишь отрицательно мотал головой. Но когда мы с привратником пошли обратно, парень окликнул нас:
— Вспомнил! Совсем недавно один мужчина торопливо забегал в дом. Я его первый раз видел. Может, это именно тот, кого вы имеете в виду. А может, и нет.
— Как выглядел этот мужчина? — спросила я.
— Такой высокий. Вроде светлый шатен. Длинное такое пальто.
Высокий светлый шатен в длинном пальто. Он или не он?
Если именно этот мужчина принес конверт, то он же, несомненно, напал на меня в пятницу в пустой квартире Джейми.
Пока я поднималась в лифте, в голове мелькнула странная мысль: а не мог ли Джек оставить мне эту записку? Он вполне подходит под описание. Носильщик работает у нас недавно, может и не знать Джека в лицо. Но мыслимо ли, чтоб Джек так зло и страшно меня разыграл? Нет, даже в самых обиженных чувствах он не способен на такую подлость.