Пока смерть не разлучит нас
Шрифт:
Ну почему она тогда не придала этому значения? Почему не пристала с расспросами? Сочла, что если он захочет, то расскажет сам? А он не захотел вот ничего ей объяснять. Ни того, зачем пошел туда. Ни того, с кем встречался. И не объяснил, что его там так расстроило.
А что, в самом деле? Или кто?
Скорее всего второе. Кто-то звонил ему четыре раза на мобильный. С этим же человеком Виктор встречался там, заставив Викторию ждать на улице. А почему не позвал с собой? Она посидела бы за столиком, не стала бы мешаться, пока он утрясает
Может быть, он просто не хотел, чтобы она видела, с кем именно он встречается? А почему? Не потому ли, что человек этот – женщина?
Да, скорее всего все так и есть. Если бы Виктор встречался в баре с мужчиной, ему ничто не помешало бы позвать ее с собой. Отошел бы, переговорил, и все. А он пошел туда один!
– Господи, какая же я дура! – ахнула Вика, отворачиваясь от его портрета и закрывая лицо руками. – Почему я такая дура, а, Витя? Почему я не поняла этого раньше?! Ты наверняка страдал, потому и сделал с собой такое. Она что, шантажировала тебя, да? А ты боялся мне все рассказать. Ты устал, издергался и… рассказать не мог, потому что это было, наверное, гадко. А я… Я узнаю ее, Витя? Если я сейчас поеду туда, я ее узнаю?..
Она целую вечность никуда не выходила, работа не в счет. Она давно уже не была на людях. Виктор предпочитал сидеть дома, объясняя это тем, что ему с ней не скучно. Походы в кино и вылазки в гости случались крайне редко. Поэтому она даже не знала, в чем можно пойти в бар.
Полчаса перебирала гардероб, все оказывалось не тем. Потом еще столько же пыталась справиться с волосами, которые вставали дыбом следом за расческой, искрили и потрескивали, но лежать ровно отказывались. Еще дурацкий румянец портил картину и никакой пудрой не прикрывался.
Ну, вот как она явится в «Кристину» с таким идиотским румянцем? Как предстанет перед возможной соперницей с гривой стоящих дыбом волос? А надеть что? Надеть совершенно нечего! Ведь если Виктор так из-за той женщины расстраивался, то она должна быть хороша собой. Чертовски хороша она должна была быть, если ей удалось сломить его волю к жизни и вогнать в петлю.
В том, что она ее вычислит мгновенно, Виктория теперь не сомневалась. Она ее каждым нервом почувствует.
После долгих сборов втиснулась в старенькие джинсы, заправив их в высокие сапоги. Надела короткий коричневый пиджак с голубой полоской. А волосы все же собрала вверх и заколола.
– Я поехала! – предупредила она портрет, уже вдев руки в рукава шубки. – И я ее найду!..
Добрый вечер! Алле, гараж! Вы что, не слышите меня?!
Вика пыталась докричаться до бармена, смешивающего коктейли по другую сторону барной стойки, но он будто оглох. Посетителей сегодня было немного. Джазмены взяли тайм-аут. Побросав свои инструменты, скрылись за шторкой из розовых стеклянных бусин позади эстрады. Заглушать ее было некому, легкий гул голосов в расчет не шел, а бармен все равно на нее не обращал никакого внимания. За внимание ему надо было платить, что ли?
– Привет, – поздоровался с ней молодой парень, подсев с кружкой пива на высокий табурет рядом с Викой. – Не смотрит, да?
– Не смотрит, – пожаловалась она и кивнула ему в ответ. – Привет.
– Эй, Гоша, ты чего хамишь? – много тише Вики позвал молодой парень бармена, и странное дело, тот его услышал.
– Что хотели? Извините, у меня много работы, завертелся, – застрочил он с широченной улыбкой. – Что-нибудь выпить?
– Да, наверное.
Вика неуверенно подергала плечами, напиваться не входило в ее планы, но и запросто так никто не станет с ней разговаривать.
– Мартини, пожалуйста, – решилась она, отвечая заказом на его насмешливо вопросительный взгляд. – И мне нужно с вами поговорить.
– Непременно, но чуть позже, – поиграл бармен бровями.
– Опять хамишь, Гоша? – вставил как бы между прочим тот самый малый, что помог Вике. – Вы впервые в «Кристине»? Меня Сашей зовут.
– Я – Виктория, – представилась она, пожимая слегка влажную безвольную какую-то ладонь новоиспеченного знакомого. – Муж мой здесь бывал часто, я впервые.
– А почему бывал? – Саша глянул на нее, прищурив хмельные глаза, поверх пивной кружки. – Разонравилось бывать?
– Разонравилось жить! – вдруг выпалила она, усаживаясь с бокалом вполоборота к залу и внимательно рассматривая посетителей.
Нет, ее здесь точно не было – той женщины, которая отравила жизнь Синицыну. В баре вообще очень мало было женщин. И ни одна не подходила на роль роковой красотки.
– Как это разонравилось жить? – заинтересовался внезапно Саша, неспешно потягивая пиво и заедая мелкой и скрюченной рыбешкой из черной глиняной тарелки. – Запил, что ли?
– Повесился, – уточнила Виктория после третьего глотка.
– Что??? – Он поперхнулся то ли пивом, то ли рыбьими останками, корчившимися на его тарелке. – Как это повесился?! Шутите?!
– Не-а, разве такими вещами шутят! – На нее вдруг накатила странная беспечность, захотелось говорить все равно с кем. – Повесился в офисе в мужском туалете, перекинув веревку через трубу центрального отопления, так-то вот.
– С ума сойти! – едва слышно проговорил Саша, снова хлебнул пива, вытер рукавом черного свитера пенный след на верхней губе. – Ты, что ли, довела, красавица?
– Да нет, красавица где-то здесь обретается, пытаюсь найти и спросить о причине.
– Опа!
Он снова поперхнулся, а Гоша внезапно начал крутиться с ними рядом, то пепельницу чистую поставит, то стойку начнет полировать. И глаза при этом у него были такими сосредоточенными, что к гадалке не ходи – подслушивает, мерзавец.
– А че хоть за мужик-то? – прокашлявшись, поинтересовался Саша. – Стоит твоих телодвижений?
Вика полезла в сумочку, достала оттуда фотографию Виктора и выложила ее на стойку.