Пока смерть не разлучит...
Шрифт:
— Вы разрешите мне звать вас Жозефиной?
Баррас удовлетворенно наблюдал за удаляющейся парой. Похоже, Розе удалось укротить этого медведя. Всегда полезно держать на цепи дикого зверя, который ест у тебя из рук и растерзает твоих врагов по одному твоему слову. А если зверь вздумает рычать на хозяина… Что ж, тогда мы отправим его куда-нибудь, где он непременно… покроет себя славой. Когда этот Буонапарте возглавлял Топографический отдел Комитета общественного спасения вместо Карно, он вызвался поехать в Турцию и организовать революционную армию там. В Константинополе, конечно, ему делать нечего, а вот в Италии… Посмотрим.
37
В Лондоне всё решает общественное
Что бы Адриенна делала без Филиппа? Он познакомил ее с Буасси д’Англа из Комитета общественного спасения, и тот помог Жоржу уехать из Франции. Джеймс Монро выдал Жоржу паспорт на фамилию Мотье; все члены Комитета подписали бумагу, не зная, о ком идет речь. Фрестель тоже получил паспорт, но в целях конспирации они путешествовали порознь: в Гавр, а оттуда в Америку Жоржа отвезет бостонец Расселл. Ах, хоть бы на этот раз всё прошло хорошо! Адриенна дала сыну письмо к Джорджу Вашингтону: "Хотя я не получила утешения, не будучи услышанной Вами и не добившись от Вас услуги, способной, по моему мнению, вырвать его отца из рук врагов, поскольку Вы смотрели на это дело иначе, мое доверие осталось неизменным, и с этим глубоким и искренним чувством я передаю своё дорогое дитя под покровительство Соединенных Штатов, которые он уже давно привык считать своей второй родиной, а я давно смотрю на них как на наше убежище, и под личное покровительство их президента, чьи чувства к его отцу мне известны". В конце она выражала надежду, что семья Лафайета скоро воссоединится на земле свободы. Ах, вряд ли это будет так уж скоро…
Весной Адриенна радостно обнимала Розалию: Граммо-ны пешком пришли в Шаваньяк из Франш-Конте. Денег на дилижанс у них не было, да и ездить в почтовых экипажах нынче опасно: на дорогах полно разбойников. Все вместе провели три недели в Клермоне, пережидая новые беспорядки в Париже, и Виргиния приняла там первое причастие. Новые, термидорианские власти распорядились вернуть имущество казненных их наследникам. Адриенна поехала в Бри, где находились два имения ее матери, и, хотя деньги пригодились бы ей самой, исполнила последнюю волю покойной, раздав завещанное имущество старым слугам. Жорж уехал, и в сентябре Адриенна со спокойной душой отправилась с дочерьми в Дюнкерк, где села на корабль до Гамбурга. Американский консул Пэриш выписал ей паспорт как жене Жильбера Мотье из Хартфорда в штате Коннектикут: она не скрыла от него, что держит путь в Вену, а въезд в Австрию французам был запрещен. Зато Альтона, находящаяся в двух лье от Гамбурга, была владением датской короны и не закрывала свои двери для эмигрантов.
Не успели Адриенна, Анастасия и Виктория расположиться на постоялом дворе при почтовой станции, как туда примчалась графиня де Тессе. Фамилии всех путешественников, прибывающих в Гамбург, полагалось сообщать в городскую управу, с указанием их звания и страны, откуда они прибыли, а затем публиковать в немецкой газете; день эмигрантской общины неизменно начинался с просмотра этих списков.
Если бы Адриенна не назвала ее тетушкой, госпожа де Тессе подумала бы, что это какие-то другие Мотье: за годы мытарств по тюрьмам бывшая маркиза де Лафайет сильно постарела и стала совсем седой, а девочки вытянулись и повзрослели. Ахи, слезы, поцелуи, сбивчивые рассказы, снова слезы… В это время со двора послышался стук подъезжающего экипажа.
— Полина! — воскликнула госпожа де Тессе, выглянув в окно, и в ужасе заломила руки. — Подожди здесь и не показывайся; я пойду подготовлю ее.
В Альтоне пришлось задержаться на несколько дней. Поселившись у тетушки, Адриенна принимала визиты эмигрантов, ничего не знавших о судьбе своих родных. Увы, чаще всего она не могла сообщить им ничего утешительного,
Госпожа де Тессе сообщила ей еще одну новость: отец собирается жениться. Его избранница — графиня Головкина, но она не русская, а немка: фамилию и титул она получила от покойного мужа. Ее зовут Елизавета Вильгельмина, она дочь профессора фон Мосгейма, преподававшего в Геттингенском университете.
"А как же мама?" — была первая мысль Адриенны. За целый год она так и не смогла свыкнуться с мыслью о том, что матери больше нет на свете. Ей не раз снился сон: она идет по аллее Тюильри, а навстречу ей мама; Адриенна радостно подбегает к ней, обнимает: "А мне сказали, что ты умерла!" Мама улыбается и целует ее в лоб. Или она, наоборот, озабочена и говорит, что им нужно скорее уехать к отцу в Лозанну, а то их всех арестуют. Или берет Адриенну за руки и печально смотрит ей в глаза: "Я не смогу поехать с вами в Америку". Такие сны ужасно тревожили Адриенну, она потом весь день была сама не своя. Она же не видела своими глазами, как хоронили маму, а люди могли принять за нее другую женщину! Хотя отец Карришон не стал бы говорить ей неправду…
Своего отца Адриенна не осудила, да и какое право она имела его осуждать? После смерти маршала герцог д’Айен унаследовал отцовский титул и стал герцогом де Ноайлем. Это было всё, что он мог предложить своей новой избраннице, помимо таявшей на глазах "кубышки", которую он увез с собой из Франции. Отцу необходимо чувствовать себя мужчиной, главой семьи; стать приживалом у одной из своих дочерей было бы для него нестерпимо. Ах, как бы Адриенна хотела обнять его! Но Швейцария далеко, а ей нужно ехать к мужу.
…Графиня Каролина фон Румбеке оказалась очаровательной женщиной. Сегюр снабдил Адриенну рекомендательным письмом к ней, поскольку близко знал ее брата — графа фон Кобенцля, посланника при русском дворе. Граф и сейчас находился в Петербурге: Россия, Австрия и Пруссия делили между собой остатки Польши, но его сестра разбиралась в тонкостях венской политики ничуть не хуже и посоветовала госпоже дю Мотье обратиться к старому князю фон Розенбергу — обер-камергеру его величества. Князь принял ее, Адриенна храбро открыла ему свое настоящее имя, и умный старик добился для нее приема у императора без ведома главного министра.
У Франца II бесстрастное, худое, вытянутое лицо с прозрачными серыми глазами и ямочка на подбородке — признак скрытной натуры. Посетительницу он принял стоя, дав понять, что аудиенция будет недолгой.
— Я лишь прошу разрешения разделить заточение моего мужа.
— Быть посему. Освободить же его я не могу, у меня связаны руки.
— Жены друзей моего мужа, также заключенных в Ольмюце, будут завидовать моему счастью.
— Пусть последуют вашему примеру. Я бы так и сделал.
Адриенна не удержалась от испытующего взгляда. Он бы так и сделал? Эта ожившая статуя, не способная любить и страдать?
У Шарля де Латур-Мобура, служившего полковником в армии Лафайета, пятеро детей, его жену к нему не допустили, когда она приехала в Ольмюц; жена Бюро де Пюзи была беременна их первенцем, когда их обоих арестовали. Пять лет в разлуке, ничего не зная о судьбе друг друга, терзаясь самыми страшными предположениями, — после такого очутиться в тюрьме, не по одиночке, а вместе, покажется раем, но лишь для тех, кто сам всё это испытал. Что ж, Адриенна пришла к его величеству не за сочувствием, а за помощью.