Пока ты веришь
Шрифт:
– Чем тебе твои глиняные тарелки не нравятся, женщина? Я честным трудом зарабатываю свой хлеб. Мои руки не осквернены кровью, а язык – ложью. А его ждет и то и другое. И неужели ты настолько глупа, чтобы думать, будто сына простого ремесленника могут принять в Совет?
Атаана молчала, боясь вздохнуть. Лучше бы она просто слушала мужа, не пытаясь его переубедить. Она осторожно повернулась, чтобы взять с буфета тряпку и вытереть испачканный стол, все еще ожидая удара. Но Дасар встал из-за стола и обнял ее сзади за плечи.
– Испугал? Ну, ничего, – перемены
Его шершавая мозолистая рука скользнула в скромный вырез платья, и сердце Атааны болезненно сжалось в ожидании его грубых ласк, которые всегда были ей в тягость.
***
– Дядя, если ты узнаешь, что кто-нибудь вместо Тхор почитает других богов, – нерешительно начал Токен, не отрываясь от письма, – что с этим человеком будет? Какое-нибудь наказание? Или вообще…
– Зависит от того, насколько вредна такая вера, – ответил Афис, понимающе улыбаясь. – Если человек полезен обществу и не представляет угрозы, если он делает это тайком и никого в свою веру обратить не пытается, я закрою на это глаза.
Токен покраснел и принялся еще усерднее выводить символы, но так надавил на палочку для письма, что та с треском сломалась пополам, разбрызгивая краску по уже выведенным аккуратным строчкам.
– Спасибо, что не стал скрывать это, – сказал Афис и положил руку на плечо мальчика. – Я очень ценю твое доверие.
– Догадался? – осторожно спросил Токен, скручивая испорченный пергамент в свиток и беря новый.
– Угу, – Афис кивнул и отложил книгу, из которой диктовал своему ученику текст.
Токен делал значительные успехи в чтении и письме, и жрец уже подумывал, не преподать ли ему азы астрономии, географии и вычисления, хотя больше всего мальчик интересовался историей и очень любил рассказы Афиса о давних временах и той земле, откуда его, Афиса, родители когда-то прибыли в Тхорас. Жрец также рассказывал Токену обо всем, о чем имел более или менее достойное представление, – о кораблестроении, ирригации, земледелии, основных ремеслах тхорасийцев. Но Токен задавал столько вопросов и так часто ставил наставника в тупик, что Афис порой сомневался, подходящий ли он учитель для юных пытливых умов.
– И кого же почитают твои родители?
– Я не знаю, честно, – ответил Токен. – И я думаю, что это только мой отец, не мама. Мама любит слушать, когда я говорю ей о Тхор, и постоянно защищает меня. Мне вообще-то не разрешается заходить в спальню родителей, но я недавно видел, как отец понес туда кое-что из еды и с кем-то говорил, хотя мамы там быть не могло – в этот час она обычно поливает свои грядки. Когда он ушел, я пробрался в комнату, но ничего странного не увидел, пока не догадался отодвинуть тумбочку. За ней в углу стоит маленький идол из дерева. Отец наверняка сам его и вырезал. Очень красивый, лицо такое сердитое – как живое. И возле него цветы засохшие, огарки свечей, куски лепешки.
Токен закусил
– Тебе стыдно, да? – ласково спросил Афис. – Не надо, мой мальчик. Твой отец не из этих мест, наверняка этот идол изображает какого-нибудь лесного бога, которому он с детства привык поклоняться. Он вырос с этой верой, так почему в его годы он должен ее предать и стать почитателем Тхор? Не стоит требовать от людей невозможного.
– Я не хочу спорить с ним, – Токен почти плакал. – Он все время ругает меня и плохо отзывается о тебе и обо всем Культе.
– О, представляю, какими словами он меня вспоминает, – засмеялся Афис. – Не волнуйся ни о чем. Мне очень нравится твой отец. Он интересный человек, хоть и чрезвычайно сложный. Он не боится выказывать мне свое презрение. Это весьма отрезвляет после всеобщего раболепия и неприкрытой лести, знаешь ли. А когда ты вырастешь, то сам познаешь удовольствие и пользу от разговора с кем-то, кто не разделяет твоих взглядов. Если все будут друг с другом соглашаться, мы рискуем погрязнуть в одном общем заблуждении.
– Ты говоришь такие непонятные вещи, – вздохнул мальчик. – Давай лучше диктуй все заново.
***
– Ты еще помнишь свое обещание, Дасар? – спросил Афис, удобно расположившись на стуле в кухне. – Отличный стул, между прочим. Красивый и удобный. Даже не буду спрашивать, ты ли его сделал.
– Удивительно, что ты сам вспомнил про тот давний уговор только сейчас. Память уже подводит? – огрызнулся Дасар.
– Ошибаешься, я и не забывал. Я присматривался к тебе все эти годы. Нельзя поручать такую миссию кому попало. Да и признаться, я надеялся, что ты сам первым заговоришь об этом.
– С чего бы? – фыркнул Дасар.
– А с того, что тебе наскучила рутинная работа, не отрицай.
Вот это Дасар ненавидел в жреце больше всего. Эту способность бесцеремонно и без препятствий лезть в душу и дергать там за нужные ниточки.
– Тебе приходилось создавать скульптуры?
– Небольшие. Для украшения двора, сада.
– Хорошо, я не сомневаюсь в тебе. У тебя достанет таланта, чтобы вырезать и что-то более массивное. Я велел расчистить площадку за стеной сразу за моим задним двором. Туда привезут все необходимое, там будешь работать, и там же ее потом нужно установить. От остальной работы освобождаешься.
– Я понял, – неохотно отозвался Дасар. – А материал?
– Есть чудесное дерево тауари в лесу к северу отсюда. Не знаю, конечно, подойдет ли. Тебе самому нужно взглянуть. Также скажешь, что понадобится для работы. Инструменты, люди – все, что угодно.
***
Когда Дасар впервые взял с собой Токена на место, где впоследствии появился идол, оно уже было полностью расчищено. Росшие там деревья срубили, корни выкорчевали, а трава была почти подчистую вытоптана ногами рабочих. Посреди этого пустыря на полотнище промасленной ткани лежал огромный ствол тауари, укрытый от дождя и росы еще одним куском такого же полотна. Дасар приподнял ткань и показал сыну дерево.