Пока живешь, душа, - люби!..
Шрифт:
по освобождению Харькова сразу три армии попали в «котел»: не считая погибших,
триста тысяч солдат и офицеров оказались в окружении (выживших потом назовут
предателями Родины). Немцы были не готовы к приему пленных в таком количестве. Их
сгоняли в поле на участки, огороженные колючей проволокой, не кормили и не поили, а
пытавшихся при-близиться местных жителей расстреливали. Стопроцентная смертность,
156
тысячи больных тифом… В конце войны даже
советской катастрофе.
Но некоторым из окруженцев удавалось избежать плена, и они небольшими группа-
ми, в одиночку, с помощью местных жителей пробивались к своим.
Однажды в хату Сопиных постучались двое летчиков, вероятно, за самым простым:
поесть, напиться. Бабушка Наталья Степановна подозвала одиннадцатилетнего Мишку и
велела ему вывести этих людей из окружения. Сызмальства облазившие все окрестности и
прекрасно в них ориентирующиеся мальчишки действительно были лучшими проводни-
ками.
…Он их выводит, наступает расставание. Со словами благодарности летчик снимает
со своей груди «Орден Красной Звезды»: «Носи, сынок, ты заслужил». Можно предста-
вить, что значила для пацана такая оценка!
Таких орденов у него было два. В начале совместной жизни я сказала: «У тебя доку-
менты есть? Нет. Ну и не говори никому». Он и сам это понимал. Чем становился старше, тем возвращался к теме неохотнее…
Наверное, я не стала бы об этом вспоминать вообще, если бы муж перед смертью не
захотел сказать сам для радиозаписи. К нам домой пришла девушка из областного радио-
комитета. Михаил догадывался, что запись последняя, и не ошибся. Сказал: «Пусть мик-
рофон слушает». Разумеется, в эфир не прошло, но запись сохранилась.
Пятого июля сорок третьего в тех местах началось величайшее в истории Второй ми-
ровой войны сражение – Курская битва. Вместе с бабушкой и другими сельчанами Мишка
вытаскивал раненых с поля боя. Погиб братишка Толик. Михаил переболел тифом. Ушел
из дому, скитался по военным дорогам, и, как записано в предисловии к сборнику стихов
«Свобода – тягостная ноша» (Вологда, 2002 год), «периодически находился в действую-
щих войсках Советской Армии, принимал участие в боях армии генерала Москаленко».
Война закончилась для четырнадцатилетнего подростка в танковых частях в Потсдаме.
Мальчишкой присягнув на верность армии именно тогда, когда ей было труднее
всего, поэт до конца жизни не изменил позиции:
«Моя армия – это армия 1941 года - начала 42-го. Еще ближе
отступавшая. Удивительно, я так устроен: болею за команду, которая проигрывает. Они
ближе, понятней…»
ИРИНЕ
В сорок первый,
Весел, шумен,
Я качусь,
На зависть всем,
В двадцать первое июня
На трамвайной «колбасе».
Громыхают перекрестки!
Контролеры не журят...
Гладит ветер
На матроске
Золотые якоря!
И глядят в меня игриво,
Улыбаясь вдрабадан,
Непогибшая Ирина,
Негорящие года.
157
* * *
Только вспыхнет где-то,
Дым метнув степной...
Кажется, что это -
Виденное мной.
В рамы бьет оконные
С ветром снег, сипя.
И солдаты - конные -
Прямо в седлах спят.
Едут не на запад,
А пока назад.
Йода стойкий запах,
Дыма цвет в глазах.
Всех теперь в отряды,
Всех война свела,
И бегу я рядом
До конца села -
Был в солдатских валенках,
Ростом не по мне.
...Я остался маленьким
Где-то на войне.
* * *
Не виноват, что нет тебя,
Мое родное захолустье.
Ты помнишь, я из тех ребят,
О ком темнело небо грустью.
Ты помнишь - плачущих навзрыд!
Пришла беда - ворота настежь.
Я шел в ненастья той поры,
Когда страна была в ненастье
С коротким именем -
Война.
И я -
Под бомбами,
За мамой
Кричал в пространство:
«Отче наш!»
Но отче
Изгнан был из храма.
Ползли не русские кресты.
Глотали танки жизнь и версты...
И потому меня прости,
Когда завидовал я мертвым.
Когда, казалось, сокрушен
Несокрушимый дух России -
Я припадал к земле душой
И болью
Вечно негасимой.
158
БЕЖЕНЦЫ
Деревья
Ветры обмели.
Машинам мокрым голосуя,
Застыли одиночки лип.
Дожди плетутся в даль косую.
Я помню -
Вот такой же день,
Тянулись беженцев обозы
Через разъезженную озимь
В тревогу мокрых деревень.
Под этим небом,
В этом поле
Кому кричать?!
Мы все равны,
Единые судьбой и болью.
Уже кочует полстраны.
И где конец,
И где тепло -
Ответа нет.
Одни вопросы...
И нас уносит под уклон,
Как эшелон