Покахонтас
Шрифт:
Она скользнула в цепочку женщин, шедших к трапу с большими корзинами кукурузы, придерживая их у бедер. Когда она подошла поближе, то увидела Намона, своего сводного брата, который стоял на палубе. Она показала ему, что хочет подняться на борт, потом ухватилась за веревочную лестницу, дружелюбно брошенную одним из матросов.
Смит скрыл удивление, увидев ее, и подошел к ней. Он увел ее в безлюдную носовую часть корабля. Как только они остались одни, Покахонтас быстро поведала о том, что произошло, не упоминая о своем замужестве. Она никогда не говорила ему о Кокуме и была полна решимости не делать этого и впредь.
Смит задумчиво смотрел на реку. О чем он думает? И внезапно она пожалела, что пришла к нему. Что он может сделать? Рассказав ему о гневе отца, она только расстроила и встревожила его. Ему хватает забот со своими людьми.
После молчания, показавшегося ей вечным, он сказал:
— Твой отец очень хочет получить мечи, Покахонтас. Попробуем рискнуть. Он знает, как высоко мы ценим твою способность вести переговоры между нашими двумя народами. Мы попросим Ньюпорта направить твоему отцу послание, где будет выражена готовность заключить эту сделку, но только при условии участия Покахонтас, поскольку до этого она показала себя деятельной и заслуживающей доверия. А сейчас ты должна вернуться к отцу. Если ты уедешь с нами, он разгневается еще больше.
Покахонтас задумалась: «Он не знает, что мне придется быть с Кокумом, чтобы успокоить и обезоружить отца. Если бы я только могла сказать ему, но я не могу. Мне придется смириться, чтобы снова встретиться с ним в форте».
Почувствовав на своем плече руку Смита, Покахонтас повернулась к трапу. Она сделала это, чтобы не броситься ему на шею и не начать умолять забрать ее с собой. Едва заметным движением она попрощалась и пошла по отмытой деревянной палубе к своему брату, а сердце надсадно билось в груди. Пройдет, по меньшей мере, две ночи, прежде чем англичане пришлют за ней. Две ночи с Кокумом!
Все оказалось даже хуже, чем она думала. Кокум был как никогда добр и нежен с ней. Каждую ночь он уводил ее в постель под одобрительные взгляды ее отца и половины поселка. Каждую ночь он опытными пальцами касался ее напряженного, неподатливого тела, а в голове у нее бились противоречивые мысли. Она стучала в его грудь кулаками в приливе негодования и разочарования, пока ее здоровое тело не предавало ее и не откликалось на его умелые ласки. Каждое утро она просыпалась с твердым намерением уйти в форт, как только Смит пришлет за ней, и остаться там.
Но послание не приходило. Паухэтан устал отвечать на бесконечные, похоже, просьбы о провизии. Вместо того, чтобы выменивать мечи, он решил послать нескольких самых толковых воинов раздобыть их. Воины войдут в форт будто для мирного посещения, и тихо сделают свое дело, стараясь не возбуждать подозрений. В конце концов, король был в своем праве: все, что находится на его земле, принадлежит ему.
Когда Покахонтас узнала о новом плане, она пришла в отчаяние. Как же ей вернуться в форт? Она пыталась узнать у приближенных отца, не приходило ли из форта какое-нибудь послание. И с болью узнала, что колонисты просили сделать ее посредницей, но великий вождь был настроен сурово и против Покахонтас, и против тассентассов. Если один из чужих людей взял его дочь, он вполне может забрать у них несколько мечей.
Впервые в жизни Покахонтас была счастлива переселиться в женский дом. Она провела там на несколько дней дольше, чем требовалось, потому что ей нужно было время подумать, составить собственный план. Но чем дольше она рассматривала возможности побега, тем менее осуществимым он ей казался. Она не могла уйти, пока об этом не попросят тассентассы и отец не даст согласия. Она попала в ловушку.
Покахонтас ждала несколько недель. Все это время она старалась изо всех сил показать себя покорной дочерью. Она ненавидела свое двуличие, но чувствовала, что должна заставить отца поверить ей, чтобы, когда выпадет новый случай, отец опять поручил бы ей быть его посланницей. Задача ее облегчалась тем, что Кокум большую часть времени проводил на охоте и в сражениях с монаканами. И она, без малейших угрызений совести, истово молила бога неба, чтобы его сразила вражеская стрела.
Утешением тех дней для Покахонтас служила красивая белая борзая. Собака привязалась к ней с самого первого дня. Она кормила ее, а та бегала с ней в лес и следила за каждым движением. Люди знали, что, если показалась борзая, значит где-то неподалеку и Покахонтас.
Но способа избежать Кокума, когда он возвращался из своих охотничьих военных походов, не было. По ночам он не переставал наполнять ее своим семенем, казалось, с неослабевающей силой. Она спрашивала себя, не ублажает ли он Мехту днем? Они часто отсутствовали в одно время, но Мехта неизменно была с ней по-сестрински добра. Может, со временем он совсем уйдет к ней? Она каждое утро молилась богине Ахонэ, чтобы Кокум отдал все свое внимание ее сестре. Но что-то внутри подсказывало ей, что Кокуму нравится жизнь, которой он живет. Его изощренному желанию и чувственным пальцам мало было одной женщины.
Как-то Покахонтас остановила одного из гонцов отца и узнала, что Ньюпорт снова уплыл в начале сезона цветения. Вскоре после этого воины Паухэтана предприняли первую попытку украсть мечи и были тут же схвачены. Отцу донесли, что золотоволосый пришел в ярость и запер семерых воинов на территории форта. Когда же люди Паухэтана попытались освободить их, завязалась перестрелка, которую тассентассы выиграли. Колонисты научились держать мушкеты наготове, отвечали быстро и одержали верх подавляющим огнем. То, что тассентассы взяли в плен воинов Паухэтана, нанесло огромный урон его достоинству. Великий вождь узнал, что золотоволосый приказал высечь воинов, но их не убили, как поступил бы Паухэтан с любым своим пленником. Теперь же он лишился не только своих мечей, но и семерых воинов, и потеря терзала его. В его владениях если пленника не предавали почетной смерти или ему не удавалось бежать, остаток жизни он проводил в бесчестье.
Покахонтас видела, отец в напряжении, но также вдруг заметила, что он задумчиво наблюдает за ней. Он преодолел свой гнев, а сонм новых прелестных жен примирил и успокоил его. Направит ли он ее снова на переговоры с чужеземцами? По меньшей мере дважды в день она на коленях молила Ахонэ, Океуса и бога неба, чтобы он смягчился и послал ее. Несколько мелких зверушек испустили свой последний вздох на жертвеннике Океуса ранним утром, пока она не сообразила, что жрецов могут насторожить ее слишком частые посещения капища. Теперь она настолько не принадлежала себе, что чувствовала себя свободной только когда ходила на свой луг и разговаривала с богом неба. Все чаще ей приходило в голову, что с тассентассами она всегда чувствовала себя свободной.
Наконец, когда сезон цветения был в самом разгаре, Паухэтан вызвал Покахонтас в свой дом совещаний.
— Последнее время ты была послушной дочерью и следовала любому моему желанию, — сказал он. — Я вижу, что ты раскаялась в своем отступничестве и осознаешь, что наши обычаи и твои обязанности должны быть превыше всего. Поэтому я снова собираюсь сделать тебя своей посланницей на переговорах с тассентассами. Они постоянно извещают меня, что хотят иметь дело только с тобой. Покахонтас, ты пойдешь к тассентассам и вызволишь моих людей. Если тебе это удастся, я куплю у них оружие. Я знаю, что ты постоянно была с Кокумом все время, пока он находился здесь. Я разумею это так: ты поняла, что он, а не этот красноволосый чужой человек, твой мужчина. Отправляйся утром, но не задерживайся там. Я жду тебя назад быстро. Желаю тебе хорошего путешествия. Ты мой лучший посланник, и я уверен, что ты добьешься успеха.