Покахонтас
Шрифт:
Здесь были кучи копченых крабов с мягким панцирем, огромные плетеные корзины, полные устриц из залива, горы кукурузного хлеба, ряды нанизанных на небольшой вертел маленьких серебристых рыбешек, дожидавшихся своей очереди над костром. Тут же лежали лук, зелень, кабачки и самые разные ягоды. Листья табака прошлогоднего урожая, высушенные на солнце, ждали, когда их раскурят в глиняных трубках.
На другой стороне площадки стояли воины в яркой праздничной раскраске, их натертые маслом тела блестели на солнце. Ягодицы были раскрашены красным, синим и зеленым, а длинные косы, свисавшие с невыбритой части головы, терялись среди нагрудных украшений из меха и перьев. За спиной у них висели луки, у пояса — колчаны, полные оперенных стрел. Покахонтас увидела Памоуика, такого высокого, что он выделялся из толпы, а рядом с ним Секотина, другого брата.
Несколько мальчиков, которые когда-то охотились вместе с Покахонтас, тоже были здесь. Теперь они уже прошли обряд посвящения и присоединились к мужчинам. Они ей очень нравились, но она знала, что никогда не сможет выйти за кого-то из них замуж. Ее замужество возможно лишь с сыном другого вождя. Паухэтан выберет для нее воина, который станет ему сильным союзником и с которым она согласится разделить ложе. Она испытывала возбуждение, глядя на быстрых, крепких и сильных воинов и думая о том, как приятно было бы коснуться или лечь в постель с некоторыми из них. Ее тело наполнилось теплом желания, но она знала, что это невозможно.
На другом конце площадки сиденье для Паухэтана ожидало прибытия великого вождя. На длинной широкой скамье громоздились горы подушек из крашеной оленьей кожи и кучи мягких шкурок серой белки, золотисто-коричневой выдры, серебристой, черно-бурой и рыжей лис, куницы, норки, енота — с полосатыми хвостами — и мерцающий черный мех крота. За сиденьем великого вождя, на фоне белых и розовых гроздьев цветущего кизила, Покахонтас различила темные очертания его трофеев — ряд за рядом чернели скальпы. Некоторые из жен Паухэтана уже сидели на скамье — молодые, с которыми он спал, но которые еще не родили ему детей. Узоры на коже и украшения из перьев, цветов, ракушек и камешков у каждой женщины были свои. Их гибкие, округлые тела, расписанные всеми оттенками цветов — от бледно-золотого до темно-красного — были в сущности спрятаны под дикой причудливой раскраской. Они двигались с кошачьей грацией и украдкой посматривали на воинов.
Около трона вождя было место, специально оставленное для Покахонтас. Она всегда сидела к нему ближе всех, как она понимала, чтобы учиться у него. Когда она была маленькой, обряд жертвоприношения казался ей непонятным и утомительным. Теперь же к этому зрелищу она относилась с интересом. И не было времени, чтобы заскучать — ее отец был куда великодушнее других вождей. Некоторые любили растянуть церемонию на несколько дней, но Паухэтан предпочитал покончить с ней побыстрее. Для него время было драгоценным — так много неотложных дел возникало во всех его далеко разбросанных землях.
Покахонтас пересекла площадку и села на свою циновку. И несколько секунд спустя пронесшийся ропот возвестил о появлении Паухэтана. Все глаза следили за ее отцом, с достоинством шествовавшим к месту великого вождя. Она наслаждалась этим зрелищем. Он выглядел великолепно: широкие, прямые плечи, лицо, самое суровое из когда-либо виденных ею, острый и в то же время надменный взгляд. Высоко вздымался его головной убор из оленьих рогов, на шее висели нити жемчуга и отшлифованных камешков. С плеч ниспадала накидка из мягчайшей белой шкуры оленя, расшитая крупным и мелким жемчугом, украшенная перьями и камнями. Ее край волочился за ним по земле. Узор на теле изображал все его земли: Веровокомоко и еще пять, которые он унаследовал, восемнадцать земель, им покоренных, а также пять рек, называвшиеся — Аппоматокс, Чикахомини, Памманки, Маттапони и Раппаханнок. Узор сообщал его имя государя и его тайное имя. Все узоры были вытатуированы.
Паухэтан величественно приблизился к своему месту, а сопровождавшие его воины и знахари рассеялись. Великий вождь поднял руку, показывая, что собирается говорить.
— Мой народ, — провозгласил он низким, властным голосом, — сегодня мы празднуем приход весны. Мы воздаем почести богам весны и богам войны. Сегодня мы приносим в их честь особую жертву.
Он указал на край площадки ближе к лесу. Там стояла группа воинов. Восемь из них были с ног до головы покрыты черной краской, кроме щек, горевших ярко-красными полосами. Двое держали большой узел. Затянув песню церемонии жертвоприношения, они двинулись вперед. В полном молчании, наполненном особым спокойствием ожидания, все смотрели на пересекавших пустое пространство мужчин. Они остановились в нескольких шагах от великого вождя и бросили узел на землю. Потом они подошли к Паухэтану и упали перед ним на колени.
Один из воинов поднялся и принес толстый церемониальный столб, немного длиннее человеческого роста, разрисованный зубчатыми полосами зеленого, красного и черного цвета и увенчанный оскалившейся резной головой. Он воткнул его в углубление перед сиденьем Паухэтана. Раздалась глухая дробь барабанов, и люди Веровокомоко поднялись на ноги.
— Идем, — позвала Мехта, потянув Покахонтас за руку. — Сначала мы должны танцевать.
Покахонтас, поглощенная своими мыслями, покачала головой:
— Сегодня я не буду танцевать.
Вступил еще один барабан, потом другой. Звуки были глубокими и отдавались эхом, ритм учащался. Жители поселка, извиваясь в танце вокруг столба, подхватывали ритм и отбивали его ногами, удары эти отдавались в теле Покахонтас.
Жертву! — требовали барабаны. Затрещали погремушки, инструменты сияли на солнце. Флейтисты вступили и превратили ритмичную дробь в пронзительную, повторяющуюся мелодию. Жертву!
Музыка становилась все громче и громче. Похоже, танцевали все, кроме Покахонтас и Паухэтана, бесстрастно сидевшего рядом с ней. Земля содрогалась и стонала. Настойчивый бой барабанов тронул струнку глубоко внутри Покахонтас, и ее тело отозвалось на что-то извечное, на ритм, тысячелетиями переходивший в ее народе от поколения к поколению.
Внезапно последовал знак — великий вождь резко кивнул. Музыка оборвалась на середине, мгновением позже остановились танцевавшие. Все упали на колени и простерли вперед руки. Негромкий звук тяжелого дыхания заполнил воздух. Великий вождь махнул рукой, и все мужчины, женщины и дети бесшумно вернулись туда, где стояли раньше, — на край площадки для празднеств.
С мрачной торжественностью воины-индейцы подтащили узел почти к ногам Паухэтана. Теперь Покахонтас различала очертания под черно-красным одеялом. Она смотрела, как верховный жрец подходит, берет за край одеяло и срывает его.
Мужчина под одеялом сначала не двинулся, даже не заслонил глаза от солнечного света. Жрец ударил его в бок. Он вздрогнул, вытянулся и встал на ноги одним странным текучим движением. Он стоял перед великим вождем, выпрямившись, как стрела. Он был высок, и в его осанке чувствовалась гордость. Нагота делала его уязвимым по сравнению с празднично раскрашенной и богато украшенной толпой. На боку у него была длинная царапина с запекшейся кровью, никаких других отметин на его стройном теле не было.