Покаяние пророков
Шрифт:
И все-таки было одно качество положительное, хотя совсем не конское: вместо цепного пса выпускай во двор, чужого почует раньше собак и к дому близко никого не подпустит.
Возможно, потому и прозвище носил собачье — Жулик.
Зимой дорогу вдоль трубопровода не чистили, приходилось обход делать на лыжах и воевать с лесорубами, которые таскали хлысты на тракторах прямо через нитку и где попало. Так что конь отъел себе задницу (скоро в двери не протолкнуть) и все время рвался на волю, но выводить его для проминки без веревки было опасно,
И все-таки с ним было хорошо, не так одиноко и есть о ком позаботиться…
Сейчас жеребец трубил во всю глотку и барабанил ногами по деревянному полу: в самом деле пить просил или чуял кого-то?..
— Ты что это, Николаич? — Комендант появился внезапно, словно и не уходил. — Испуганный какой-то… Не заболел ли?
— Нет. От твоего признания отойти не могу.
— Я сказал, как было. Так что не обижайся.
— Так ты где служил, что-то я не пойму? На Кубе или стукачом в КГБ?
— Извини, я служил в военной контрразведке! — позванивающим голосом отчеканил Комендант. — И не нужно меня сравнивать со стукачом.
— Почему же тебя приставили за мной следить?
— Им другого агента сюда посадить трудно. Вот и вспомнили про меня, и здесь разыскали…
— Не ожидал от тебя, Кондрат Иванович…
— Что ты не ожидал? — вдруг задиристо спросил Комендант. — Да если бы ты сюда не переехал, я бы жил спокойно. И никто бы не доставал! Между прочим, я поэтому в деревне поселился. А тебя черти принесли!..
— То есть я еще и виноват?
Комендант ссориться не хотел, но и унижаться тоже.
— Как хочешь! Я с тобой в открытую! А мог бы не говорить, и сроду бы не узнал.
Космач послушал жеребца, поглядел по сторонам — в свете фонаря снежная муть, никакой видимости.
— Почему вдруг позвонили именно сегодня?
— Не объяснили. Возможно, прошла информация, кто-то к тебе идет.
— Я никого не жду. — Космач пожат плечами. — Хотя вон конь вопит…
— Где-то кобылка загуляла, ветром наносит… Весна.
— Откуда кобылке взяться?..
— А, ну да! И в самом деле, — как ни в чем не бывало засмеялся Комендант — должно быть, примириться хотел. — Если только едет кто, на кобыле.
— Что домой-то не ушел?
Кондрат Иванович махнул рукой в сторону столба.
— Да я вернулся, свет включить…
На все Холомницы было два фонаря, в начале и конце деревни. Зажигать и тушить их Комендант сделал своей обязанностью, и сейчас Космач неожиданно подумал, что все это специально Лишний раз пройтись по улице и посмотреть, что где творится, и есть причина в гости заглянуть. Ведь приходил каждый день, по утрам и вечерам…
Однако тут же и отогнал зудящую мысль: окажись он и в самом деле исправным стукачом, давно бы кто-нибудь нагрянул среди ночи, особенно когда гости приходят с Соляной Тропы. А то ведь ни одной неожиданности за все шесть лет не случалось.
— Ладно, коня напою, может, успокоится. — Космач пошел к стойлу.
— У тебя, наверное, на душе неспокойно, — не отставал Комендант. — Только ведь я должен был когда-то сказать? А тут еще звонок!.. И сердце ноет. Умру, и знать не будешь!.
— Ладно, живи и не умирай!
Кондрат Иванович что-то прокричал и пошел буравить снежные дюны.
Космач запер за ним калитку, взял ведра и пошел в баню, где топил снег, чтоб не водить коня на реку в такой буран. Но вышло, засиделся с гостем, котел выкипел чуть ли не до дна, так что пришлось заново набивать его снегом и дров в печку подбрасывать. Подождал немного, посмотрел, как намокает и темнеет снежный курган, и понял: не дождаться — Жулик чуть не ревет в стойле, а вода еще не натопилась, снежная каша в котле.
Вывел коня на улицу — не похоже, чтоб умирал от жажды, а то бы снег хватал, однако немного успокоился, потянулся мордой к карману, где обычно лежал ломоть хлеба с солью.
— Потом вынесу, — пообещал Космач и, надев лыжи, взял садовую лейку: очень удобно воду с реки носить, не расплескаешь.
По склону спустились резво, по ветру, и снегу всего по щиколотку, но внизу набило так, что жеребцу до брюха — до берега почти плыл, перебирая ногами рыхлый сугроб. Река в этом месте не замерзала, поскольку немного выше стояла полуразрушенная мельничная плотина, сложенная из камня и утыканная толстенными лиственничными сваями. Вода грохотала здесь всю зиму, и к весне по берегам нарастали торосы. Сейчас полынья спряталась под сугробами и коварно затихла. Года четыре назад после сильной метели здесь погиб дачник: не разглядел под снегом кромки, сделал три лишних шага, провалился и утонул, хотя воды было по колено.
Жеребец край чуял хорошо, сразу нашел торос, встал на колени и точно сунулся мордой в снег, одни уши торчат.
Все-таки пить захотел…
Метель оглушала, да еще шапка была натянута на уши, но сквозь этот шумовой фон Космачу почудилось, будто собаки залаяли в деревне — благо что дуло с горы, наносило звуки. Он оглянулся: сумрачно-белое пространство почти укрыло свет фонаря, а очертаний домов вообще не видать.
И где-то там полоскался на ветру остервенелый лай — будто по чужим или по зверю!
Звери в бытность Космача в Холомницы не заходили, а чужаки зимой заглядывали частенько — дачи грабить или провода со столбов резать, да ведь в такую погоду и электролинии не найдешь…
Собак в деревне было всего две, матерые кавказцы, и оба у Почтаря, а тут словно свора орет, и вроде уж рычат — дерут кого-то или между собой схватились?..
Жеребец все тянул и тянул воду, изредка вскидывая голову, чтоб отфыркаться. И пока пил, ничего не слышал и не чуял, а потом вдруг вскочил с колен, насторожился в сторону деревни и запрядал ушами.