Покаянные сны Михаила Афанасьевича
Шрифт:
7
С грехом пополам добравшись до квартиры на Большой Садовой, получил ключи от комнаты и сразу рухнул на кровать. Да после тех испытаний, я бы даже так выразился — издевательств, что выпали на мою долю близ набережной Москвы-реки и у Патриаршего пруда, можно было бы два дня проспать! Однако утром баба Глаша, хозяйка квартиры, разбудила. Вот, говорит, у нас тут вроде бы наметилась очередная смена власти, так ты, будь добр, давай вперед, ну хоть за месяц заплати, а то ведь кто тебя знает, что за постоялец. Да я и то, честно скажу, стал сомневаться сам в себе с недавних пор. Особенно после того, как, сунув руку в карман пиджака, обнаружил там вместо ожидаемых рублей увесистую пачку долларов.
— С деньгами оно ведь как — сегодня есть, а завтра нету. А тут как раз на четвертом этаже место ночного сторожа освободилось. Прежний-то уволился по причине душевного расстройства.
— Да что сторожить-то? — спрашиваю.
Она что-то говорит мне про музей, а я никак не в состоянии понять: откуда доллары? Смутно припоминаю, что по дороге в Москву то ли в карты выиграл, то ли, не дай бог, кого-то обокрал… Ах да! У иностранца, соседа по купе, было с собой что-то вроде походного, переносного казино. Страстный игрок, он и в дороге обойтись не мог без этого. Пока поезд добирался до Москвы, мы, запершись от посторонних глаз, играли в американскую рулетку. Он предпочитал ставить на черное или на «зеро», я же, как нетрудно догадаться, выбрал «три», «два» и «семь». Что ж, если не везет в любви… Однако иностранцу тоже подфартило — если бы не его пристрастие к «зеро», так мог бы вовсе без штанов остаться.
Словом, на первое время я кое-что припас. Однако не о том, чтобы оказаться в сторожах, мечтал, когда выходил из поезда на Брянском. Конечно, на торжественную встречу с оркестром не рассчитывал, но и параши выгребать, даже если есть будет нечего, не соглашусь. Впрочем, работу предлагают тихую, спокойную. Да и кому какое дело, чем я занимаюсь по ночам?
Ну что ж, писать я за последнее время привык, когда все спят, так что все неплохо складывается.
— Музей-то чей?
— Да я ведь толком и сама не знаю. Вроде какого-то писаки, сказки будто сочинял. Ты когда будешь сторожить, какую-нито книжку с полки возьми да почитай. Потом расскажешь, что за сказочник.
Я так и сделал. Но прежде чем взять в руки это чтиво, обозрел комнату, где размещается музей. Надо же для начала составить впечатление об авторе — что за фрукт, чем знаменит, каков круг почитателей. Ведь как-никак однофамилец, вряд ли родственник, хотя иногда кажется, что на фотоснимках узнаю знакомые черты… Да нет, все это ерунда. Такое просто невозможно! Писака этот вроде бы давно уж умер, но я-то здесь. Да никому еще не удавалось слезы проливать на собственной могилке! Тут чья-то мистификация или что-то перепутали. Я глянул в зеркало — совсем, совсем не то!
Надо сказать, обилие фотографий в рамочках на стенах теперь никого не удивит. Ничем не примечательный бухгалтер из стройтреста может выглядеть на них успешным бизнесменом, ловким обольстителем, даже титаном мысли в некотором роде. Это всего лишь оболочка, удачно обыгранный сюжет и результат искусной работы ретушера. Мне ли не знать, как это делается? Но вот я вижу рабочий стол, пишущую машинку «Ундервуд» и книжную полку, заставленную книгами. Беру одну из них, просто наугад.
Поначалу рассказ о бездомном псе меня не очень-то увлек. Много пришлось видеть за прошедшие годы такого, о чем никогда писать не стал бы, — и грязь, и разруху, и вконец опустившихся людей, готовых встать на четвереньки и лаять на прохожих, только б заплатили. А тут, видите ли, история про какую-то собаку. Помнится, у Чехова читал… Да нет, совсем не то — здесь из бездомного пса некий эскулап дерзает сделать человека, пересадив гипофиз какого-то бродяги. Это надо же такое выдумать!
Понемногу сюжет меня заинтересовал, да и персонажи были выписаны с блеском. Особенно понравился тот самый профессор-эскулап. Жаль только, что выбрал он себе занятие не слишком благородное, мягко говоря. Будь я на его месте, всем этим пациентам кое-что поотрывал бы вместо того, чтобы лечить… Впрочем, не исключено, что именно такое желание возникало и у автора. Жаль, по сюжету требовалось другое.
Что же до основной идеи, ради чего и писалась эта книга, думаю, что профессор был не прав. То есть ошибался-то, конечно, автор, считавший, что причина неудачи этого эксперимента лишь в плохой наследственности. Я же осмелюсь утверждать, что во всяком деле главное — терпение. И для того, чтобы из тупого, ничтожного, невежественного существа сделать достойного человека, нужно время. Время, воспитание, подходящая среда. Да если не спешить, то можно справиться с любой наследственностью. Вопрос только в том, сколько нужно ждать. И еще: захочет ли тот несчастный пройти трудный путь своего преображения только для того, чтобы убедиться — те самые воспитатели да эскулапы ничем не лучше пациентов, тоже люди не очень-то глубокого ума, разве что научились это тщательно скрывать да овладели ремеслом довольно сносно.
Тут мне припомнилось, из-за чего предшественника моего отправили в отставку. Душевое расстройство — так, кажется, хозяйка говорила. Решил бедняга сторож от нечего делать почитать, да сил не рассчитал. Чтение, оно ведь предполагает некую подготовленность ума, а то начнешь голову ломать — что да почему? Счастье, если сразу поймешь, мол, это все не для меня, а то ведь может оказаться вот такой упертый. Тогда беда!
За несколько ночей осилив все книги этого писателя, в итоге понял вот что. Прежде всего, никакой это не сказочник, да и не фантаст по большому счету. Тут баба Глаша облажалась. Любимый его жанр — это сатира, фельетон. Вполне логичное желание высмеять то, чего решительно не принимаешь. Есть, правда, и другой путь — написать трагедию, выбрать самое ужасное из того, что есть вокруг, и описать это на страницах книги. Однако вот что меня смущает. Если человеку и без того непросто, тяжело, если смотреть на то, что творится за окном, совсем невмоготу, станет ли он читать трагический рассказ о том, что сам переживает ежедневно? Да нет, не нужно ему этого. А вот сатира, фельетон, гротеск — это в самый раз! Трагедии же предназначены больше для эстетов.
Ну ладно, пусть так, но что сказать об авторе? Пишет хорошо, чем-то все это напоминает стиль моих рассказов. Я даже почувствовал, что и мне пора бы взяться за перо.
Но как-то ночью, когда уже разложил бумаги на столе, раздался стук в дверь. Настойчиво стучат, по-хозяйски. Звонок-то я отключил, чтобы мальчишки не тревожили. Дверь приоткрыл, цепочку не снимаю, мало ли что…
Смотрю, а там стоит она. В общем-то все при ней, только ресницы неописуемой длины, помады многовато да кожаная юбочка выше колен. Ну вот стоит, глядит на меня и улыбается. Я говорю:
— Мы по ночам не принимаем.
— Даже меня?
— А вы-то кто?
— Я от управдома.
Думаю с ужасом: неужто на соседа протекло? Трубы тут ржавые, изношенные. Капремонт не делали со времен царя Гороха… Да еще этот приблудный кот неведомо откуда появился. Кто знает, может быть, из-за него…
— Так вы по поводу сантехники?
— Нет, по другому…
Вот ведь проблема среди ночи! Как-то неинтеллигентно, то есть негоже девицу выставлять на улицу. А может, ей просто негде ночевать?
— Так от меня что требуется?
— Для начала диван или кровать…
Ну так и есть — бездомная. Только бы не оказалось блох! Да нет, вроде не похоже.
В общем, до утра еще часа четыре коротать. Книжки я уже перечитал, кот в основном молчит, да и вдохновение куда-то подевалось…
— Ладно, так и быть.
Заходит. На меня глазами зыркает, причем не просто так, а с каким-то тайным смыслом. Тут только стал соображать… Да ладно, почему бы нет? Как говорят, ничто человеческое мне не чуждо…