Показуха
Шрифт:
– А это кто рядом?
– Первый секретарь Новомосковкого райкома партии Дырко Затычко. Тут, брат целая история.
– Расскажите...
– Гм, много знать будешь - быстро состаришься, как говорится, - загадочно произнес Юхимович, наполняя очередную рюмку. Как всякая коммунистическая подметка, лишенная нравственности совести и чести, Юхимович долго чмокал, высоко задрав голову, и стал шарить по карманам, чтобы достать маленькую книжечку с бородкой, задранной кверху, но вспомнив, что ее у него отобрали еще в прошлом году, пустил слезу и стал скрипеть зубами. Гость испугался и выронил алюминиевую вилку из рук.
– Я...я тут ни при чем. Если надо, я уйду, а пюре доем в следующий
– Обещаешь?
– Вот те крест!
– Какой еще крест? Честное коцомольское, надо говорить.
– Хорошо: честное комсомольское.
– Тогда слушай...но давай еще по одной.
2
...Колхоз имени Ленина в селе Николаевка хромал на обе ноги. Не хватало техники, помещений и рабочего люда, способного трудиться с утра до ночи, без выходных и без какой-либо оплаты за рабский труд. Село Николаевка соединялось с городом грунтовой дорогой, которая раскисала в период осенних дождей та, что можно было куда-то добраться только гусеничном тракторе. На таком же тракторе раз в неделю подвозили черствый серый хлеб, который высыхал так, что им запросто можно было разбить голову.
Две-три старухи, и старик с клюкой, да подростки, да доярки, да телятницы - вот все трудовые ресурсы, которым принадлежала вся земля, но чтобы взять колосок из собственной земли, его надо было прятать за пазуху: не дай Бог бригадир увидит - срок можно схлопотать. Из мужского населения следует отметить бригадиров и председателя, розовощекого, статного в плечах, с немного выпирающим пузом. Он исполнял роль не только грозного помещика, но и осеменителя доярок и конторских работников женского пола.
Весь крепостной, то бишь колхозный люд, жил в жалких хибарках, крытых соломой с глиняным полом, соломенной крышей и погребом для хранения картофеля на зиму, который выдавали за трудодень. Но колхозники этим картофелем старались наполнять карманы, особенно в период уборки, для увеличения запасов на зиму. В погреб можно было спрятать еще свеклу, да капусту, которая, к сожалению, быстро загнивала, как капитализм в воображении колхозников.
Безрадостную картину представляло и сельское кладбище, где на могилках, немного провалившихся вглубь земли, вместо крестов торчали пятиконечные звезды, сработанные из дорогостоящих реек, уже давно подгнивших и почерневших.
Председатель, бывший фронтовик беспробудно пил от горя и бессилия вложить хоть крохотную лепту в счастливое будущее своим колхозом; он появлялся в конторе раз в неделю с распухшей физиономией, коричневыми немигающими глазами и всем говорил: слава великому Сталину! Против такого приветствия никто, разумеется, не возражал, но эта крылатая фраза никак не могла заменить отсутствие крыши на коровнике в сезон дождей, отчего несознательные коровы дохли, а собранный урожай пшеницы, гнил под открытым небом. Бухгалтерия колхоза исправно отчитывалась об увеличении надоев молока, сборе пшеницы, но в закрома социалистического отечества ничего не поступало. Свыше пяти тысяч гектаров пахотных угодий, этого черного золота, которым не может козырнуть ни одна страна загнивающего запада, как бы работали вхолостую.
Райком партии, да и обком, этот вертеп благополучия и изобилия, во главе с бывшим полковником, ставшим гораздо позже, правда, выдающимся военным стратегом Брежневым не могли, мириться с таким положением. Пришлось тасовать кадры, как колоду карт. Повсеместно по области откапывались политруки, в том числе и с начальным образованием, и даже без образования, руководил же страной великий Сталин, не окончивший
Эту-то работу посланцы партии всегда хорошо делали, надо отдать им должное. Так в колхозе имени Ленина появился новый председатель Талмуденко Тарас Харитонович, бывший военный, дослужившийся до сержанта, с осколком в левом легком. Среди своих боевых подвигов Тарас Харитонович всегда вспоминал дежурство у бункера, в котором, как мышка в норке, прятался Леонид Ильич Брежнев. Леонид Ильич избежал ранений и контузий, а сержант Талмуденко был ранен, госпитализирован, условно излечен и отправлен в тыл инвалидом третьей группы. Врачи в то время не решались разрезать легкое, чтоб извлечь осколок и сказали Тарасу: радуйся, что остался жив, и жить ты будешь еще очень долго. А осколок извлечем в следующей пятилетке, отдадим в музей с надписью: фашистский осколок не прижился в легком сержанта Талмуденко.
И вот Тарас Харитонович, живчик по природе, и выпивоха из-за фашистского осколка в ожидании следующий пятилетки, не знал, что делать с этим разваленным колхозом имени вождя мировой революции? а бис его знает! Но надо с чего-то начинать. Даже инвалиды обязаны строить коммунизм.
– Начнем с секретаря партийной организации, - сказал он неожиданно самому себе и стукнул сам себя костылем по лбу от великой радости.
Парторгом может стать кто-то из местных. Надо пробраться в школу: там должны быть на двух ногах, с обеими руками, имея за спиной жизненный опыт и образ великого Сталина в голове.
Начальная школа, в которой было всего пять учеников и четыре преподавателя, выдвинула парторгом Юхимовича, у которого было два диплома - один об окончании университета, другой о...невозможно найти определения..., эдакая маленькая книжечка красного цвета с бородкой Ильича, приподнятой кверху, именуемая партийным билетом. Это был билет в скудный пока что, коммунистический рай еще при социализме. Молодой, энергичный, невыразимо идейный, с Лениным и Сталиным в груди и томами Маркса-Энгельса в голове, Юхимович в колхозе родился, в колхозе вырос, сбежал в университет на учебу и в колхоз имени того же дорогого Ильича вернулся обратно. Подать сюда Юхимовича! Выдвинуть Юхимовича на партийную работу.
Андрей Юхимович сначала долго отмывался от деревенской пыли и грязи и даже свиного навоза, поскольку жена всегда откармливала хряка при помощи мужа, побрился, надел костюм, повязал галстук, как доказательство учености и интеллигентности, и с небольшим портфелем под мышкой, явился в колхозную контору к председателю-фронтовику по вызову.
Тарас Харитонович сидел в своем рабочем кабинете на стуле с тремя ножками, за обшарпанным столом с важным видом, как командир за штурвалом корабля и когда посетитель открыл дверь, нарочно уткнулся в бумаги. Он читал пока по слогам, но любую бумагу, ее содержание понимал правильно и мог выразить одним словом - вперед!