Покер для даймонов. Тетралогия
Шрифт:
Я резко развернулась и пошла вдоль берега, не обращая внимания на то, что туфли полны воды, а намокшее платье с каждым шагом становится все тяжелее. Потому что тяжелее, чем было на душе… быть не могло.
Я не плакала — слез не было. Мое сердце не металось в груди — эта сказка оказалась страшной, но разве она когда-нибудь обещала мне чудо? Я не испытывала стыда — возможно, я могла бы сделать больше для Лилеи, для своих друзей… возможно. Но кто сможет оценить любое из тех мгновений, что стали для меня здесь, на Дариане, борьбой с собой, Вилдором, законами и принципами этого
И если кто-то позволит себе осудить меня… что ж, это будет его право.
Слова срывались с моих губ, смешиваясь с раскаленным воздухом и уносились вдаль налетающими порывами ветра. Ноги то вязли в золоте песка, то соскальзывали с гальки, попадавшейся на дне озера, но я почти не замечала этого. Лишь ощущала, как плотнее становятся мои щиты, как вспыхивают перед глазами мерцающие на кончиках ресниц искры, как удивительно четким становится все вокруг…
— Госпожа… — Крик Кадинара ударил по ушам, лишив меня, казалось, последних сил.
Ноги подкосились и я упала на горячий песок, уже не понимая, ни кто я… ни что со мной происходит.
— Лера, — Вилдор опустился напротив меня. Где-то на краю сознания мелькнула мысль о том, что его лицо открыто. Но она возникла и исчезла, спрятавшись за тем, что меня поразило значительно больше — он не скрывал ужаса и восторга, которые сейчас испытывал. И причиной этого была… я, — смотри мне в глаза. Лера…
Властный, жесткий, не терпящий возражения голос, заставил меня вздрогнуть, всколыхнув воспоминания: серая пустошь глаз, больше похожих на отточенную сталь клинка.
Ладонь опалило холодом, когда мои руки ощутили тяжесть двуручника.
— Лера, соберись. Смотри на меня. — Его рука скользнула за край черной ткани и солнечный луч отразился на широком лезвии его меча.
— Мой Ялтар…
А на моих губах, помимо моей воли появилась кривая улыбка: я очень хорошо ощущала их растерянность.
— Лера, очнись!
Пронзающий послужил мне опорой. И пусть с трудом, но мне удалось подняться, из-под полуопущенных ресниц наблюдая за тем, как осторожно, не сводя с меня глаз Вилдор повторяет каждое мое движение.
— Не хочешь посмотреть на себя? — Его ресницы опустились, пряча от меня его взгляд, а когда поднялись… Его улыбка была… шальной. — Похоже, я перестарался.
Он сделал быстрое движение рукой, словно разгладив воздух, заставив его застыть тонкой зеркальной пленкой, в которой…
Вертикальный зрачок пылал расплавленным золотом, четко очерченный серебром. Кончики ресниц мерцали, словно присыпанные алмазной пылью, черты лица заострились, словно высеченные из белого мрамора.
— Ты так и не поверила, что твоя душа — душа моей Единственной. — Его взгляд скользил по моему лицу, похоже, не в силах поверить в то, что он видел. — И у меня не было иной возможности доказать тебе обратное, чем заставить эту связь пробудиться. С каждым днем она будет становиться все крепче и крепче, пока не наступит тот миг, когда это процесс станет необратимым. И тогда, хочешь ты или нет, но ты будешь принадлежать мне. И у тебя есть только одна возможность избежать этого — убить меня.
— Если таково твое желание, я сделаю это прямо сейчас.
Как бы странно это не выглядело, но его слова поставили все на свои места. У меня вновь была цель — не допустить того, что он сказал.
Его движение ко мне было слишком быстрым и незаметным, несмотря на то, что все мои чувства предупреждали об опасности. Мой меч еще только взрезал песок, вырываясь из его плена, а кромка его клинка уже приближалась ко мне, срывая щиты и неся смерть.
И хотя я знала, что он удержит удар, но… прежде чем убедила в этом сама себя, матрица перехода вспыхнула серым туманом, отрезая меня от него.
И я могла этому радоваться, потому что в его глазах вспыхнуло не удовлетворение, как я могла ожидать, а… удивление.
Глава 17
Олейор Д'Тар
Когда я вернулся во дворец, Арх'Онт и Гадриэль были там и мерили шагами мою гостиную. И судя по всему… уже давно.
Но если бы они знали, как же я не хотел сейчас кого-либо видеть: разговор с Вилдором не только лишил меня остатков сил — он оставил после себя след предательства.
И этим предателем был я.
И пусть вернулся я победителем, тень моего позора обращала эту победу в отвратительные цвета, делая тяжесть от предполагаемого общения поистине невыносимой.
— Он согласен. — Мои чувства вряд ли кого-то интересовали и я сделал все, чтобы они не украсили мой голос излишней эмоциональностью. — Но сделает это не ранее, чем его воины завязнут на второй линии.
Я сбросил перевязь с оружием на ковер и устало опустился в ближайшее кресло. Ощущение грязи на моей душе, брезгливость по отношении к самому себе не давали мне дышать спокойно. Но если бы мне пришлось принимать решение вновь… оно было бы таким же. Мои переживания, мои надежды и стремления не имели сейчас, когда каждый день промедления стоил чьих-то жизней, никакого значения.
И пусть моих подданных среди них было значительно меньше, чем людей… общение с Сашкой и Лерой, уважение к Арх'Онту, возникшая симпатия к Закиралю сделали свое дело: я все меньше делал различий между расами, оценивая лишь личности.
Но мне еще оставалось разобраться, что делать с самим Вилдором, имя которого просилось в продолжение этой цепочки.
— Ты сделал практически невозможное.
Я усмехнулся… в душе: Аарон верил в то, что говорил. Но от этого легче мне не становилось. И пусть условие Ялтара фактически гарантировало возвращение Леры, то, что эта сделка состоялась, будет преследовать меня всю жизнь.
— Я сделал то, чего хотел он.
Несмотря на тяжесть нашего с нынешним Ялтаром Дарианы разговора, я не мог не признать, что общение с ним доставило мне удовольствие.
Он играл. Но… не скрывал этого. Как не утаил и цели, которой добивался. А она была… достойна столь многослойной комбинации. И я ни мгновения не сомневаясь поверил в то, что другого выхода у него просто не было. А если и был, то выглядел еще более неприглядно.
— Но ты мог об этом не догадаться. Или догадаться значительно позже.