Покинутая царская семья. Царское Село – Тобольск – Екатеринбург. 1917—1918
Шрифт:
Действительно, несмотря на совершенно неблагодарную внешность простого сибирского мужика, в выражении его глубоко сидящих синих глаз виднелось что-то необъяснимое, властное и одухотворенное. В этом я сам убедился лично, когда случайно и только на несколько коротких минут встретился с Распутиным на улице.
Я должен удостоверить, что общесложившееся убеждение, что фамилия Распутин является прозвищем его со стороны односельчан за его якобы распутную жизнь, не имеет под собою никакой почвы, так как я сам на его родине смог убедиться, что и предки Распутина, сибирские переселенцы, чуть не со времен Екатерины носили эту фамилию, так как обосновались на перекрестке, то есть на распутье двух больших трактов. В равной мере и приписываемое Распутину конокрадство является вымыслом. Семья Распутиных была всегда зажиточной.
С рекомендациями епископов Феофана и Гермогена Распутин появился на великокняжеском горизонте. Повторяю, что в России имелись лица, которые стремились оклеветать их величеств еще до появления Распутина, которым только воспользовались в своих целях, и давно распускали гнусные слухи о каких-то «особых» взаимоотношениях государыни то с генералом Орловым, умершим от чахотки в Каире, то с флигель-адъютантом Н.П. Саблиным или, наконец, о каких-то «таинственных влияниях» некоего психографолога Моргенштерна, о котором речь будет ниже.
С момента появления Распутина травля государыни и всей царской семьи была поднята, как никогда, сильно. Особенно было на руку клеветникам то, что посещения Распутиным дворца обставлялись таинственностью, и они ткали на этой канве чудовищные и нелепые слухи и сплетни. Мне первое время также было непонятно это обстоятельство, но впоследствии все стало ясным. Их величества, сознавая, что могут пойти те или другие слухи о Распутине, и не желая, чтобы кто-либо вмешивался в их личную жизнь, не хотели афишировать посещения Распутиным дворца, но это вызвало как раз обратное действие.
Вопреки установившемуся убеждению, что Распутин считал и выдавал себя в глазах царской семьи за святого, я должен засвидетельствовать, что Распутин всегда негодовал, когда кто-нибудь называл его святым, говоря, что такой человек, как он, святым быть не может и что государь даровал ему право лишь молить о прощении грехов и помощи таким же грешным людям, каким является и он сам.
От предложенного ему священнического сана он категорически отказался, заявив, что он священником быть не может и что он просто-напросто «божий человек», который призван для того, чтобы напомнить о присутствии Бога и необходимости молиться Ему. Прими Распутин священство и появляйся легально во дворце, мне кажется, большая половина сплетен о нем в связи с царской семьей отпала бы сама собой. Я не хочу настаивать на том, как помогали несчастному наследнику при его страданиях молитвы Распутина. Улучшения в его болезнях можно объяснить гипнотической помощью Распутина, или же, наконец, эти улучшения в его здоровье происходили нормальным путем, случайно совпадая с появлениями Распутина.
Как бы там ни было, но сами факты улучшения здоровья или выздоровления остаются несомненными. Не кто иной, как Распутин, за несколько лет до революции сказал, что с его, Распутина, смертью на Руси случатся великие волнения, все будет залито кровью и наследник заболеет. Кто же, как не он, в свое время предсказал неудачный исход войны, будучи против нее?
По поводу первых двух моих замечаний, помогали ли наследнику молитвы или гипноз Распутина, скажу следующее: совершенно несомненно, что Распутин обладал громадной гипнотической силой, и, когда мне приходилось спорить об этом с известными мне поклонниками и поклонницами Распутина, чего я из чувства корректности старался избегать, мне неизменно отвечали:
– То, что вы называете гипнозом, это не гипноз, это особенная, Богом данная сила, могущая быть только у искреннего молитвенника и поборника православия… Григорий Ефимович врачует глубиной и проникновенностью своей молитвы!
На этом мой спор, естественно, прерывался. Одно было только для меня ясно, что будь Распутин не тем, чем он был, а, предположим, профессором медицины какого-либо университета, то он так легко к царской семье не попал бы и такого впечатления не произвел бы. Это может показаться странным, но это так, и вот почему: сколько настоящих русских семейств верило и верует в силу молитвы различных юродивых и по миру ходящих странников, относясь критически к врачебным способностям известных врачей, лечивших силой внушения и зачастую очень успешно. Чем же семья русского царя не была русской семьей? Или ей не дано право быть таковой?
Совершенно естественно, что, если бы подобное встречалось в семье какого-либо даже очень высокопоставленного лица, принимавшего у себя странников, оно было бы не на виду, и этим никто бы не интересовался. Положение царской семьи было совершенно иное, жизнь ее протекала у всех на глазах, и ее хотели опорочить и опорочили.
Распутину также приписывали участие в делах управления Россией, влияние его в этом направлении на государя. Словом, силились изобразить его человеком государственного ума, которого у него на самом деле никогда не было. Распутин был лишь бессознательной пешкой в руках тех, кто сразу учел всю выгоду использования для себя положения Распутина. Из Распутина сделали ходатая по делам у их величеств, и более умные и пронырливые царедворцы и сильные мира сего умело играли его же именем «на понижение» тех, перед которыми они раболепствовали. Результаты этой двойной игры скоро сказались, и несчастная Россия дождалась «великой бескровной» [6] .
6
Так поначалу восторженная либеральная пресса именовала Февральскую революцию 1917 года, пока не оказалось, что кровь все же проливается, и жертв становится все больше.
Можно с положительностью установить, что не министры были марионетками Распутина, а, напротив, он сам был таковой в их руках. Безграмотные записки Распутина: «милой, дорогой, сделай» или «дорогой, устрой» – стали общеизвестными; ими возмущались, но ими пользовались… Напрасно думают, что виною гибели России было моральное разложение святой и чистой царской семьи, принимавшей у себя простого мужика Распутина и видевшей в нем спасение и избавление от мучений их горячо любимого маленького страдальца. Нет! Тысячу раз нет… Государь или его семья в гибели нашей несчастной Родины не повинны! Виноваты в этом мы все, принадлежавшие к русскому обществу и воображавшие, что мы «соль земли русской», и ничего для русского народа не сделавшие. Виновата наша интеллигенция, оторванная от народа и растлившая его, а больше всего виноваты опять-таки мы, так как мы в нашу среду принимали этого сибирского мужика, не веря в его святость, не ища в нем спасения от болезней, а пользуясь им лишь в корыстных целях, выклянчивая у него его безграмотные записки…
Поздно опомнился князь Юсупов, в свое время дневавший и ночевавший у Распутина! Ни к чему было играть на трескучем патриотизме монархисту Пуришкевичу и пачкать свои руки в гнусном деле предательского убийства. Выстрелом князя Юсупова Россия была ввергнута в пропасть, и лужа крови в особняке на Мойке обратилась в океан, затопивший нашу Родину. Мне не хочется марать страниц своих воспоминаний подробностями этого убийства. Желающие могут ознакомиться с ними из первоисточников, прочтя возмутительные, циничные излияния Пуришкевича и воспоминания князя Юсупова.
Если же и оправдывать такой способ удаления Распутина, то разве можно было его убивать в момент войны, в момент величайшего напряжения народных сил? А если решиться его убить, то разве таким низким способом, каким убили его эти господа, предательски, в спину? Такими методами пользуются лишь уголовные, профессиональные убийцы. Шарлотта Корде [7] так не убивала. Об этом следовало бы подумать сиятельным убийцам, так как даже убийство подчас может быть красивым!
7
Шарлотта Корде – дворянка, убившая из политических соображений деятеля Великой французской революции Жана Поля Марата.