Покорение Крыма
Шрифт:
— Это как же?
— Просят не требовать подписания акта, что нашей вере противен, — сказал Мегмет-мурза.
Веселицкий качнул головой:
— Меня удивляет, что я — человек другой веры! — должен в который раз разъяснять почтенным старейшинам содержание Корана... Требуемый акт ни в малейшей степени не противоречит магометанскому закону! Я читал Коран на латинском языке со всеми толкованиями и не припоминаю ни одной статьи, которая могла бы послужить вам оправданием.
— Нет, противоречит, — бойко возразил Мегмет. — Если в городах, что вы просите, все мечети будут превращены
— Я сей пункт неопровержимым доводом отвергну. И вы будете вынуждены признать, что подобный вымысел совершенно не уместен между просвещёнными людьми, — сказал Веселицкий, широким жестом обводя присутствующих. — Вот скажите мне чистосердечно: одного ли вы закона с турками придерживаетесь или между вами есть какой раскол?
— Никакого раскола нет, — охотно подтвердил Мегмет.
Темир-ага, соглашаясь, кивнул.
— Тогда поясните мне, — с притворным простодушием спросил Веселицкий, — почему же все турецкие султаны, при замирении со своими неприятелями, весьма часто большие города и крепости со множеством мечетей отдавали в вечное пользование христианам? При этом собственной рукой, и печатью, и министерскими руками, и печатями заверяли письменные акты, в коих оная отдача формально и торжественно подтверждалась. Разве при этом султан и министры не ведали, что мечети могут быть обращены в христианские храмы или в другие пристойные здания?.. Нет, они про то доподлинно знали!.. Так что же султан, по вашему рассуждению, через такой поступок стал нарушителем магометанской веры?.. Сдаётся мне, что ваши старейшины одним своим непоколебимым упорством в очевидном деле хотят прослыть более праведными магометанами, чем сам султан... Только кого они обманывают? Из сего упрямства ясно видно, что одной рукой они хватаются за нас, русских, а другой — за турок, — закончил Веселицкий, повторив почти дословно недавнее предупреждение Бекира.
— Ваши подозрения обидны и безосновательны, — неуверенно возразил Мегмет. — Хан и диван намерены состоять в дружбе с Россией, ибо независимость...
Веселицкий не дал ему договорить — резко перебил:
— Без подписания требуемого акта независимость ваша не будет утверждена! Прошу донести мои слова дивану...
На следующий вечер к Веселицкому пришёл Бекир. (Братьев Белух, как обычно, не было дома, но он к этому уже привык и даже перестал интересоваться своими учениками).
— Старейшины решили, — сказал он, отведав кофе, — что по прибытии Джелал-бея призовут тебя в диван для окончательных переговоров.
— А что у них в мыслях? — быстро спросил Веселицкий. — Пойдут на уступку?
— По наваждению Джелал-бея они откажутся подписать акт. И, кстати, послали письма ногайцам, чтобы те поддержали их в отказе уступить крепости.
Веселицкий обозлённо грохнул кулаком по столу:
— Сволочи!.. Ладно бы сами упрямились, так нет же — орды к разврату подталкивают... На что они надеются?
— На ожидаемую из Очакова турецкую помощь.
Веселицкий вскочил со стула, заходил по комнате, потом подошёл к столу, опёрся руками и, жарко глядя в глаза Бекиру, спросил недоверчиво:
— Откуда тебе это известно?
(Пётр Петрович заподозрил, что эфенди
Бекир улыбнулся: он предполагал, что русский начальник засомневается в его словах, и подготовил такой ответ, который не только опровергнет подозрения, но и заставит щедро наградить.
— Откуда известно? — переспросил он, желая продлить удовольствие. — Из самых надёжных источников.
— Каких источников?
— Из уст Джелал-бея.
Веселицкий беспокойно воздел брови:
— Он сам тебе сказал?.. Не может быть!
— Почему же не может? — продолжал интриговать Бекир.
— Потому что о таких вещах стараются помалкивать.
Бекир оглянулся на запертую дверь, понизил голос до шёпота:
— Я имею концепты двух писем. Одно изготовлено для отсылки в Порту, но пока — за неимением случая — не отправлено. А другое — очаковскому паше — нарочный уже повёз. Оба письма продиктовал мне сам Джелал-бей!
Ошеломлённый Веселицкий долго, как заводной, раскачивал головой, не в силах выговорить ни слова. А потом упавшим, просительным голосом просипел:
— Я был бы крайне признателен, если бы вы, сударь, дали мне копии этих писем.
Наслаждаясь потрясением канцелярии советника, Бекир хладнокровно набивал себе цену:
— За эти копии я могу головы лишиться.
Лицо Веселицкого задрожало обиженно и трепетно:
— Неужели дорогой мой приятель считает меня способным на предательство? Если хочешь, я клятвой поклянусь сохранить всё в глубокой тайне!
— Зачем же тогда копии?
Веселицкий ответил честно:
— Я намерен отправить их его сиятельству в Полтаву для доставления высочайшему двору. Чтобы её величество самолично усмотрела суть дружбы крымцев.
Бекир плавным движением налил себе кофе, понюхал горьковатый аромат, сделал несколько глотков.
Веселицкий терпеливо ждал.
Бекир допил кофе, отставил чашку в сторону, утёр узкие, висящие подковкой усы и тихо — углом рта — выдохнул печально:
— Нет, дать не могу. А ну как хватятся?
— Кто?! Это же копии.
— А если твоего нарочного, что в Полтаву их повезёт, татары в пути задержат?
Веселицкий хотел возразить, что его нарочных крымцы не трогают, но осёкся — по лицу Бекира понял, почему тот упорствует. Он отошёл в угол комнаты, покопался в своём сундуке и бросил на покрытый толстой скатертью стол два кожаных кошелька.
— За дружбу... и за каждую копию даю по сто золотых!
Бекир деловито взял кошельки, по очереди подкинул их на ладони, ощущая приятную тяжесть, спрятал в карман.
— Концепты писем при мне. Но дать их я не могу. Я их прочту, а ты сам запиши всё, что нужно. Кроме тебя я никому не доверяю.
Веселицкий подошёл к двери, постоял, прислушиваясь, затем вернулся к столу, достал перо, бумагу, чернила и быстро записал содержание писем, нашёптанное Бекиром.
Когда эфенди ушёл, он позвал Дементьева:
— Смотри! — и указал пальцем на стол, где лежали, подсыхая, бумаги.
Дементьев присел на краешек стула, придвинул поближе свечу, стал читать, время от времени шумно вздыхая и возмущённо покачивая головой.