Покорение Южного полюса. Гонка лидеров
Шрифт:
Оутс был настоящим солдатом, для которого долг являлся священным понятием. Но при этом он оставался офицером, готовым спорить с вышестоящим командованием, если того потребует ситуация. И он вступил в спор со Скоттом, пытаясь убедить его в том, что отказ от движения вперёд в данной ситуации станет большой ошибкой.
«Я более чем достаточно насмотрелся на эту Вашу жестокость по отношению к животным, — ответил Скотт, — и не собираюсь игнорировать свои чувства ради пятидневного марша».
«Боюсь, Вы пожалеете об этом, сэр», — сказал Оутс, раздражённый мягкотелостью Скотта.
После окончания работ на «Складе одной тонны» Скотт в характерном для него стиле заторопился обратно в базовый лагерь. Он возглавил партию, передвигавшуюся на собаках, и умчался вперёд, предоставив
80
Изолированная скала или горный останец, выступающий над поверхностью ледника, типичный для периферии ледниковых покровов Гренландии и Антарктиды. Прим. ред.
22-го Скотт прибыл в Сэйф-Кэмп, где встретился с «Тедди» Эвансом, вернувшимся незадолго до этого с тремя самыми слабыми пони. Два других погибли по дороге. Но всё случившееся, как и любые другие поводы для беспокойства, померкло перед письмом Кэмпбелла с новостями о лагере Амундсена в Китовом заливе. Скотт прочитал его вечером того дня, когда вернулась партия из старого дома «Дискавери».
Вначале Шеклтон, теперь Амундсен. Ирония заключалась в том, что Скотт, чьё чувство преимущественного права граничило с одержимостью, вынужден был страдать от ревности и бессилия из-за вторжения на свою территорию. Письмо Кэмпбелла причинило ему почти физическую боль.
Много часов [писал Черри-Гаррард, в то время деливший со своим руководителем одну палатку] Скотт не мог ни думать, ни говорить о чём-либо другом. Случившееся стало для него настоящим шоком — он считал, что со стороны Амундсена это недостойный поступок, раз наши планы на высадку партии в том месте [81] были известны ему заранее.
До получения письма Скотт предпочитал верить сам и убеждал своих спутников, что Амундсен попробует достичь полюса со стороны моря Уэдделла, поскольку это делало угрозу призрачной и, соответственно, становилось очень удобной точкой зрения. Сейчас же он настолько вышел из себя, что проговорился о содержании телеграммы Скотта Келти с известием о движении Амундсена к проливу Мак-Мёрдо, сам факт существования которой скрывал от членов экспедиции с ноября. В целом это была очень эмоциональная сцена. В конце концов, Скотт успокоился и забрался в спальный мешок, чтобы, как обычно перед сном, оставить запись в своём дневнике. То, что «сделал Амундсен, было очень хорошо рассчитано, и только успех может оправдать его», — таков был его комментарий.
81
То есть на Земле Эдуарда VII.
В моей голове чётко сложилось решение. Правильнее и мудрее всего действовать так, будто ничего не произошло. Идти вперёд и делать всё возможное ради нашей страны без страха и паники.
Нет сомнений в том, что Амундсен представляет для нас очень серьёзную угрозу. Он ближе нас к полюсу на целых 60 миль, и я никогда не думал, что он сможет привезти так много собак. Его план передвижения на собаках кажется мне отличным. Но важнее всего то, что он начнёт движение раньше нас — из-за пони нам придётся выйти позже.
Как отметил Черри-Гаррард, после получения письма Скотт пришёл в «состояние крайнего нервного возбуждения на грани срыва». Он затеял серию бессмысленных коротких перемещений туда-сюда, единственной определённой целью которых была деятельность ради деятельности — характерное поведение человека, который не в состоянии себя контролировать.
Тем временем отставшие от него Оутс, Боуэрс и Гран со своими пони шли по Барьеру. Избавившись от гнетущего присутствия Скотта, они наконец-то расслабились и, впервые оказавшись в одной палатке, лучше узнали друг друга. Уже давно, ещё с момента отплытия из Англии, Гран чувствовал, что «не вызывает уважения» у Оутса, но лишь теперь понял почему.
Оутс сказал прямо: ему не нравится именно то, что я иностранец, а не что-то в моём характере. Он искренне ненавидел иностранцев, потому что все иностранцы ненавидели Англию. С точки зрения Оутса, весь остальной мир во главе с Германией только и ждал повода, чтобы напасть и уничтожить его страну. Я хотел было немедленно ответить Оутсу, но Боуэрс меня опередил: «В твоих словах, Титус [прозвище Оутса], возможно, есть здравый смысл, но всё же я готов спорить на всё, что пожелаешь, что Триггер [так Боуэрс звал Грана] останется с нами, если нападут на Англию». «Останешься?» — спросил Оутс. «Конечно» [82] , — ответил я, и в следующее мгновение он пожал мою руку. Оутс раскрылся — и с этой минуты мы стали с ним лучшими друзьями.
82
В самом начале Первой мировой войны Гран вошёл в состав Королевских военно-воздушных сил и воевал на Западном фронте. В основном он летал на «кэмелах» и был несколько раз ранен. Окончание войны встретил в звании майора, но на родине из-за службы в иностранной армии у него были неприятности.
Вечером 25 февраля, на три дня позже Скотта, они добрели до Сэйф-Кэмпа. Там Гран услышал об Амундсене — от Сесила Мирса, первого, на кого они натолкнулись. Тот вышел по естественной надобности и нелепой тенью, в одних кальсонах, возник перед ними из темноты. На следующий день Гран записал в своём дневнике:
В тот момент у меня было чувство, что Барьер разверзся подо мной, и тысячи мыслей одновременно пронеслись в моей голове. Получается, что я соперничаю с собственным соотечественником, идущим под моим же флагом? Нет, это не очень приятная мысль…
Боуэрс отметил, что «когда они услышали о маленькой хитрости Амундсена… Триггер был так искренне огорчён поведением своего соотечественника, что его стало просто жалко. Понятно, в каком неудобном положении оказался этот парень».
Как обычно, мораль всей истории сформулировал Оутс:
Если говорить о гонке, то Амундсен имеет большие шансы оказаться там, поскольку он — тот человек, который в этой игре всю свою жизнь, у него отличная команда, хотя и очень молодая.
Три дня Боуэрс, Оутс, Гран, Уилсон, Мирс, Черри-Гаррард, сержант Аткинсон и старшина Крин без дела болтались в Сэйф-Кэмпе в ожидании приказов. Скотта не было, и в его отсутствие они пребывали в абсолютном бездействии. Он вернулся 28 февраля, так и не оправившись от шока, вызванного известием об Амундсене, налетел на них, как ураган, и приказал немедленно возвращаться в Хат-Пойнт, на старую базу зимовки «Дискавери», прямо по морскому льду. Уилсон заметил, что лёд опасен. Скотт вышел из себя и напомнил, что приказ есть приказ. Тем не менее Уилсон сумел получить разрешение на отклонение от предписанного маршрута, если того потребуют обстоятельства, и немедленно отправился в путь вместе с Мирсом, взяв нужное количество собак. Он был сердит на Скотта и радовался, что сможет хоть немного отдохнуть от его общества.