Покоритель джунглей
Шрифт:
— Только вместе с вами! — перебил его Нана. — Я смог унести с собой на десяток миллионов одних только драгоценных камней, не считая золота.
— Мое второе предложение, — продолжал Сердар, — запереться в Нухурмуре, где, как мне кажется, обнаружить нас будет довольно трудно. Две движущиеся скалы, закрывающие вход, настолько хорошо подогнаны, что совершенно сливаются с окружающими их утесами. Толщина их такова, что обнаружить за ними пустоту невозможно. У нас, кстати, есть способ сделать так, чтобы полностью заглушить звук, который они могли бы издать при простукивании. Съестных припасов у нас больше чем на два года, мне кажется, мы можем считать себя здесь в полной безопасности. К тому же все говорит о том, что это последняя попытка поймать нас. Через два-три месяца об этом приключении все забудут, и, если наше убежище не будет случайно открыто, мы легко сможем сесть на «Диану», не вызывая подозрений, и отправиться, как и собирались, на поиски более гостеприимной земли. Первый проект опасен, если приступить к его исполнению немедленно, ибо все порты сейчас строжайшим образом проверяются: ни один корабль не выходит в море, если неизвестны его пассажиры и пункт назначения. Если мы попадемся, нас тут же повесят.
Достоинство второго проекта в том, что в случае успеха он без всякого риска приведет нас к первому, во всяком случае, если нас застигнут врасплох, мы взорвем себя и избежим виселицы. Я закончил, теперь ваша очередь, друзья. Я готов принять тот из этих планов, который вам понравится, или любой другой — по вашему усмотрению.
— Право слово, Сердар, — начал Барбассон, — по-моему, я выражу общее мнение, если скажу, что лучше придумать невозможно. Я принимаю ваш последний проект прежде всего потому, что он не исключает первого. К тому же я считаю, что Нухурмур легко защитить, мне здесь нравится, ну и, наконец, надо же доказать папаше Барбассону, что он был не прав, предсказывая своему наследнику смерть на виселице. У меня все.
— Что касается меня, — тщательно выговаривая слова, произнес Барнетт, желая показать, что он не забыл своей прежней профессии стряпчего, — присоединяюсь ко всем заявлениям, предложениям, выводам предыдущего оратора. Если папаша Барнетт еще жив, он будет счастлив узнать, что последний из Барнеттов болтается на конце веревки.
Нариндра и Рама заявили, что у них нет собственного мнения, ибо они привыкли всегда и во всем следовать за Сердаром. Нана, заинтригованный тем, что индусы вновь отказались высказать свое мнение, бросил на них проницательный взгляд. Сердар настолько погрузился в размышления, что почти не замечал, что происходит вокруг. Короче говоря, поскольку никто не возразил открыто против предложения Сердара, было решено остаться в Ну хурму ре.
— Вы не боитесь, — сказал тогда Барбассон, — что присутствие слона может навести на наш след?
— Сразу видно, что вы не знаете Ауджали, — живо возразил Нариндра. — Тот, кто осмелится подойти к нему, уже никому не сможет рассказать об увиденном.
— Ладно, извините меня, но когда вы мне все объяснили, я спокоен.
— Вы совершенно правы, Барбассон, — заметил Сердар. — Более того, я призываю всех последовать вашему примеру. Быть может, у кого-нибудь есть вопросы или соображения?
— У меня есть кое-что, — ответил провансалец. — Черт возьми, я готов пожертвовать жизнью, но для меня было бы большим утешением, если б в последний час я мог сказать себе, что все изучил, все предвидел и что другого выхода просто не было. Что об этом думает генерал?
— All is well that ends well, господин адмирал.
— Я ничего не понимаю в твоей тарабарщине.
— Все хорошо, что хорошо кончается, — улыбаясь, перевел Сердар.
— Вот видишь, это значит, что я всегда с тобой согласен.
— Черт побери, лучше не скажешь! Если б ты еще говорил по-провансальски, то был бы самым умным из всех американцев! Подхожу к моей мысли.
Разговор, носивший столь серьезный характер, когда говорил Сердар, постепенно принимал комический оборот, несмотря на важность обсуждаемых проблем. Это случалось всякий раз, когда потомок фокейцев брал слово.
— Мы слушаем вас, Барбассон, — перебил его Сердар с легким нетерпением.
— Так вот что пришло мне в голову. Вы сами сказали, Сердар, что открыть наше убежище можно только случайно. Так вот я думаю, что мы напрасно привели сюда вечером тота-ведду, он может удрать, а мы за это здорово поплатимся. Иными словами, надо задержать этого дикаря в Нухурмуре до тех пор, пока мы сами будем здесь.
— Как! Вы не знаете, что он бежал? Да, верно, вы спали, и при его побеге присутствовали только мы с Рамой. Безусловно, из жалости и сострадания мы допустили небольшую оплошность, но поправить уже ничего нельзя.
— О каком тота-ведде вы говорите? — живо спросил Нариндра.
Сердар, чтобы удовлетворить любопытство маратха, коротко поведал ему вчерашнюю историю. По мере того как Сердар продолжал свой рассказ, Нариндра выказывал признаки сильнейшего волнения. Бронзовый цвет его лица постепенно принял мертвенно-бледный оттенок, на лбу выступили крупные капли пота.
Увлеченный рассказом, Сердар ничего не замечал, а другие участники этой немой сцены были настолько поражены внезапной переменой в маратхе, что не осмеливались вмешаться, полагая, что Покоритель джунглей сам видит, что происходит.
Вдруг Сердар, подняв глаза на маратха, воскликнул с горестным удивлением:
— Во имя неба, Нариндра, что с тобой?
— Мы пропали, — пробормотал несчастный, едва держась на ногах, так велико и внезапно было пережитое им потрясение. — Сигнал, который я подал вам с берега…
— И что же? Успокойся и говори.
— Я услышал шум в кустах, росших вдоль озера… Я спрятался, предварительно крикнув два раза, как макака, чтобы предупредить вас на случай неприятности. Через пять минут мимо меня прошел факир, которого я хорошо знаю, это друг Кишнайи. Своей чудовищной худобой он действительно так похож на тота-ведду, что немудрено ошибиться. За ним шли две ручные пантеры, которых он показывает в деревнях. Они весело прыгали вокруг него, а он говорил им: «Тише, Нера! Тише, Сита! Поспешим, мои хорошие, мы сегодня славно поработали…» И они продолжили свой путь по направлению к равнине.
Нариндра, к которому постепенно вернулось его хладнокровие, в конце концов благополучно закончил свое повествование:
— Обмануты! Мы обмануты этим гнусным мерзавцем Кишнайей! Он один мог задумать, подготовить и осуществить такой ловкий маневр.
— Нам остается только уносить ноги из Нухурмура! Смотри-ка, папаша Барбассон опять выплыл на поверхность. Берегись веревки, мой бедный Барнетт! — жалобно сказал марселец. Молодец шутил бы, пожалуй, даже на эшафоте.
— Пока еще нет! — воскликнул Сердар, ударив себя по лбу. — Напротив, я думаю, что мы спасены. Послушайте меня. Есть бесспорный, на мой взгляд, факт, что мнимый тота-ведда был подослан Кишнайей. Вы знаете, что эти люди за несколько су наносят себе страшные раны, калечат себя перед статуями богов и бросаются под колеса колесницы, на которой в дни больших празднеств возят статуи Шивы или Вишну, короче говоря, они относятся к жизни и страданиям с полным презрением. Не останавливаясь на таких неясных моментах, как появление двух пантер по зову хозяина, — возможно, здесь сыграл свою роль тот самый случай, о котором сегодня мы так много говорили, — обратим внимание на то, что факир не знает и не сможет показать вход в пещеры со стороны озера. К счастью, я завязывал ему глаза, могу поручиться, что он ничего не видел. Уверяю вас, Кишнайя и туги никогда не осмелятся спуститься в долину, чтобы застать нас врасплох, они слишком хорошо знают силу наших карабинов. Шотландцы, если им прикажут, конечно, могут это сделать с помощью приставных лестниц, но вождь душителей захочет, чтобы честь поимки принадлежала ему, и не станет делиться с ними своим открытием…