Покорители студеных морей. Ключи от заколдованного замка
Шрифт:
Шоневальд кивнул одному из монахов.
– Повторяйте за мной слова клятвы слово в слово, господин купец, – поднявшись с места, торжественно произнес монах с лицом желтым и неподвижным, точно вырезанным из дерева.
Иоганн Фусс только сейчас, по глухому голосу, узнал монаха, приходившего за ним.
– Клянусь, – начал монах, – что я верую в своей душе и совести и исповедую, что Иисус Христос и апостолы во время их земной жизни владели имуществом, которое предписывает им священное писание, и что они имели право это имущество отдавать,
Иоганн Фусс повторил клятву.
– Теперь поклянитесь, что вы во всем будете помогать святой католической церкви и выполнять все поручения нашего ордена, соблюдая строжайшую тайну.
Иоганн Фусс произнес страшную клятву верности ордену.
– Теперь, – Эйлард Шоневальд показал купцу на ящик, – садитесь и слушайте. – Он недовольно посмотрел на своею соседа, непрерывно перебиравшего желтые янтарные четки, затем снял нагар со свечи, поставил ее ближе к купцу, осветив бледное испуганное лицо.
– Политика Ганзейского союза по отношению к Новгородской республике – это бездарная политика мелочных торгашей. Да, да! Здесь ради собственной выгоды забыто все! – Эйлард Шоневальд вскочил с места, сделал несколько шагов.
– Они, эти ганзейские купчишки, – как бы очнувшись от сна, вдруг заговорил толстый монах, – отобрали у бедного капеллана note 19 даже его кружку святого духа для сбора подаяний в храме, алтарь превратили в хлев и… – Монах под взглядом Шоневальда сразу осекся и замолчал.
Note19
Капеллан – католический священник.
– Вместо того чтобы торговаться с новгородцами за добавку нескольких кругов воска, – снова раздался голос инквизитора, – или спорить из-за нескольких собольих мехов в придачу к дрянным беличьим шкуркам, надо было давно закрыть им дорогу на запад, к морю. На добрых католиков восточный ветер из Новгорода действует как несносный сквозняк. Поймите! – Шоневальд в упор смотрел на купца. – Новгородская республика никогда не уступила бы вам и на волос своих прав на море и была бы сейчас сильнейшим морским государством, если бы не споры с московским князем!.. Поймите это!.. – Инквизитор задохнулся от возбуждения. – Представьте себе, как бы выглядели мы, если бы московский князь защищал интересы новгородцев на суше. Они, прекрасные мореплаватели, заполонили бы наше море!.. – Шоневальд посмотрел на молчаливых монахов.
Толстяк, шевеля губами, продолжал безостановочно перебирать четки, другой монах сидел с закрытыми глазами, словно спал.
– Сейчас, как никогда, необходимо заставить новгородцев принять наши условия, – облизав сухие губы, продолжал инквизитор. – Как назло, русские оказались на этот раз несговорчивыми. Больше того, они задумали нанести удар нашей торговле. Мы узнали, что знаменитый купец Труфан Амосов, отец Олега Амосова, – Шоневальд строго посмотрел на Фусса, – учит против немцев других новгородских купцов…
Он очень опасный человек, запомните это, господин Фусс! Теперь Амосов спешно покидает Новгород. Мы должны разгадать тайный план русских. А вы нам поможете, господин Фусс!
– Чем я могу помочь, ваша милость?
– Вы узнаете, когда, куда и какой дорогой собирается ехать Труфан Амосов. Вы поняли меня, господин Фусс? Если же вы попытаетесь уклониться от нашего поручения, – Шоневальд повысил голос, – то ничто не помешает святой церкви поступить с вами так, как принято поступать с еретиками,
– Я буду стараться, ваша милость.
– Все, что вам удастся узнать, господин Фусс, не медля ни минуты, сообщайте доброму католику, священнику нашего ордена Пруцу.
– О-о!.. – вырвалось у Фусса.
Долго он пятился к выходу, кланяясь и бормоча благодарности.
На лестнице купца ждал со свечкой горбун Пруц. Он помог ему выбраться из подземелья и добраться до тюков у алтаря, на которых была приготовлена постель.
Накрывшись с головой куском шершавого кельнского сукна, Иоганн Фусс провел беспокойную ночь. Он просыпался от шумной крысиной возни по углам церкви, от хриплого голоса монаха, не перестававшего преследовать купца и во сне.
После ухода купца Шоневальд с торжествующей улыбкой посмотрел на сообщников:
– Перепуганному купчишке никогда не вырваться из наших рук. Еще один верный слуга ордена в этом варварском городе.
Глава IV. ДОМ СВЯТОЙ СОФИИ
Владыка новгородский громко стонал во сне. Ему привиделась келья Вяжищенского монастыря, где он провел молодые годы. Но радости не было на душе, а сердце билось тревожно и часто.
Вдруг будто чья-то рука закрыла маленькое слюдяное оконце горенки. Свет сразу померк. Евфимию сделалось страшно, так страшно, как никогда не бывает наяву; ему чудилось, что кто-то еще есть в горнице. Незримый, он заставил шевелиться волосы на голове архиепископа.
Скрипя зубами, владыка протянул дрожащую руку и стал крестить что-то в темноте.
– Господи помилуй, господи помилуй!.. – повторял он не переставая.
Проснулся владыка в холодном поту. Кровь тяжелыми ударами билась в висках.
– Василий! – выдохнул он с хрипом. – Василий!.. У дверей что-то зашевелилось, темная фигура поднялась с пола и двинулась на Евфимия.
– Пить! – держась за сердце, попросил владыка.
Приняв из рук послушника серебряный ковш, он дробно стучал зубами о край его, будучи не в силах побороть трепетную дрожь.
«Страшен диавол, коли во сне привидится, – думал он, хлебнув воды и постепенно успокаиваясь, – и не открестишься во сне-то».
– Собирай-ка, Василий, в церковь, сам сегодня буду служить, – вслух сказал архиепископ. – Видать, грехов на мне много. Отмаливать надо.